Больше невозможно прятать деньги в офшорах наша аналитика

Дмитрий Докучаев, специально для haqqin.az

Прятать деньги в офшорах становится все сложнее. Участники недавней вашингтонской встречи министров финансов и глав центробанков G20 договорились об автоматическом обмене информацией о налоговых уклонистах. Главы Минфинов Евросоюза также 23 апреля обсудили проблемы противодействия офшорным операциям на встрече в Амстердаме. При этом пять стран - Великобритания, Германия, Испания, Италия и Франция - выступили с инициативой об автоматическом обмене данными о реальных владельцах активов.

Тон дискуссиям задало скандальное «Панамское досье». В первой декаде апреля Международный консорциум журналистских расследований (ICIJ) начал публиковать статьи, основанные на утечке данных панамской юридической фирмы Mossack Fonseca об офшорных счетах видных персон из многих государств. В публикациях содержатся и материалы об операциях 12 российских должностных лиц. Но если в мире «панамское досье» имело широкий резонанс, то в России о нем говорили мало и исключительно в ключе «слива компромата». А это значит, что Россия еще долго будет оставаться за рамками глобального противодействия офшорным непрозрачным схемам. Почему? Ответ на этот вопрос прост: в существовании этих схем кровно заинтересовано само государство.

Конец «тихой гавани»

Скандал с «панамским досье» породил массу вопросов. Главный из них - станет ли этот скандал катализатором структурных изменений, которые сделают более прозрачной глобальную финансовую систему? Включится ли Россия в общемировую борьбу с офшорными схемами? Закроют ли власть имущие лазейки, позволяющие не платить налоги с доходов - криминальных или вполне легальных? Сохранятся ли вообще офшоры как инструмент ведения денежных операций?

Финансовая секретность и офшоры усугубляют проблему социального расслоения, говорит Мэтью Гарднер, исполнительный директор Института налогообложения и экономической политики в Вашингтоне . Когда богатые переписывают свой бизнес на подставных лиц, на «компании-пустышки», когда казна недополучает миллионы или миллиарды, это значит: столько же недополучило общество - государственные школы и больницы, дети и инвалиды, пенсионеры и малоимущие. К примеру, одна из нефтегазовых компаний в Уганде увела из-под налогов 400 млн. долларов - это больше, чем местное правительство тратит на нищее здравоохранение; из-за отсутствия денег пациенты больниц спят на полу.

Никто точно не знает, сколько реально денег скрыто в офшорах: оценки варьируют в диапазоне до и свыше 20 трлн. долларов. И это при объеме глобального ВВП в 70 млрд. долларов. Налоговые гавани, которых в мире насчитывается 50-60, служат юридическим адресом для более 2 млн. компаний, тысяч банков и фондов. По расчетам финансового аналитика из Университета Калифорнии Гэбриэла Закмана, офшоры содержат не менее 8% мирового богатства, а налоговые ведомства недополучают из-за них в совокупности 200 млрд. долларов в год. В числе лидеров по потерям госказны из-за офшорных схем Закман называет нефтедобывающие монархии Персидского залива (57% общественного богатства уходит в офшор), Россия (50%), страны Африки (30%) и Латинской Америки (22%).

Финансовые острова

Между тем, сам по себе офшорный бизнес не предполагает никакого криминала. Офшорная экономика появилась в 1970-е годы, когда сложились условия для свободной конвертации валют и перевода денег по всему миру. Нет ничего противозаконного или нарушающего государственные интересы в том, что фонды, зарегистрированные на Кайманах, управляют средствами в 1,25 трлн. долларов, а на Бермудах - более чем в 900 млрд. долларов. Тем более, что острова дают только регистрацию, а деньги по-прежнему «крутятся» в западных банках.

Офшор - это, прежде всего, юридическое лицо, которое числится в какой-то юрисдикции, расположенной вдали от основных коммерческих центров. Проблемы, как показала налоговая практика, начинаются там, где в игру вступают «развивающиеся страны». Как правило, офшорные компании нужны их резидентам по двум причинам: чтобы гарантировать собственность и ради легализации доходов, полученных от сомнительной деятельности. Наличные деньги могут становиться безналичными, а взятки - превращаться в инвестиции. Можно приобрести имущество в любом уголке планеты, которое не будет связано с именем собственника.

В выступлениях на саммите «финансовой двадцатки», прошедшей в середине апреля в Вашингтоне, не раз упоминался план BEPS (Base Erosion and Profit Shifting) - план действий из 15 пунктов. Он был разработан в 2013 году Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) для борьбы с размыванием налогооблагаемой базы и выводом прибыли из-под налогообложения. По возвращению из Вашингтона глава Минфина РФ Антон Силуанов сообщил, что поскольку ряд стран все еще не хотят присоединяться к BEPS в части раскрытия информации по своим бенефициарным владельцам, на встрече было решено «применять к ним меры вплоть до санкций». Государства, покрывающие офшоры, могут также быть ограничены в движении капитала.

Выполнять условия проекта BEPS согласилась Панама, считающаяся лучшим в мире офшором. Ее президент Хуан Карлос Варела заявил о готовности примкнуть к международной системе автоматического обмена данными о бенефициарах компаний. Если говорить о других признанных «налоговых раях», то к программе G20 лишь недавно присоединились Науру и Вануату. Но в ней не участвует такой мощный финансовый центр как Бахрейн. И как отмечается в докладе генсекретаря ОЭСР Анхеля Гурриа, «восемь юрисдикций до сих пор не имеют нормативно-правовой базы для оценки уровня прозрачности их налоговой системы, а еще в шести проводится оценка эффективности мер, применяемых против сокрытия информации». За рамками проекта «большой двадцатки» остаются и Соединенные Штаты. Однако там действует закон «О налогообложении иностранных счетов» (Foreign Account Tax Compliance Act, FATCA), который обязывает иностранные финансовые организации сообщать сведения о конечных бенефициарах всех платежей, проходящих через американские банки-корреспонденты.

Российская специфика

Россия в ноябре 2014 года ратифицировала Конвенцию ОЭСР о взаимной административной помощи по налоговым вопросам. Но есть одна загвоздка: налоговая система РФ будет готова к обмену информацией о потенциальных уклонистах не ранее 2018 года, поскольку Минфин пока не применяет Единый стандарт отчетности (Common Reporting Standards, CRS). На CRS подписались почти 100 стран, в том числе все члены Евросоюза, офшорные территории Великобритании (Гибралтар, Британские Виргинские острова, Бермуды), Лихтенштейн и Люксембург.

По идее, внедрение стандарта CRS позволит налоговой службе РФ в автоматическом режиме получать от иностранных банков данные о том, имеют ли российские резиденты счета, открытые ими на имя компаний. И что еще важнее - какова доля этих средств в общем капитале компаний. Сейчас черпать эту информацию просто негде, а сами бизнесмены делиться ею не спешат. По словам эксперта юридической фирмы «Клифф» Светланы Байдиной, именно поэтому вступивший в силу 1 января 2015 года отечественный закон о КИК (контролируемых иностранных компаниях) по сути провалился в своей реализации. Кстати, в разоблачительном докладе ICIJ отмечается, что согласно антикоррупционному законодательству РФ, с 2013 года российским госслужащим запрещается участвовать в бизнес-операциях за границей и обладать счетами за рубежом.

В то же время, говоря о своеобразии российской предпринимательской среды, заместитель гендиректора «Транспаренси Интернешнл Россия» Алексей Шляпужников указывает на ключевую роль в ней людей, так или иначе представляющих государство, госорганизации, госбанки. Они быстро поняли, что офшорная схема - это не только упрощение налогов, администрирования, не только юридическая защита и выведение из-под российского судопроизводства. Но еще и удобный инструмент для сокрытия тех или иных денег, доходов и вообще факта участия публичного лица, либо его близких родственников в бизнесе, как таковом.

Дело в том, что российское государство сохраняет преобладающее участие в экономике, наши крупные частные компании являются по сути квазичастными. Они без государства ничего самостоятельно не предпринимают, и это серьезная структурная проблема для страны. Однако бизнес есть бизнес, и он при любых раскладах стремится минимизировать свои налоговые выплаты. Отсюда и заинтересованность в том, чтобы непрозрачные офшорные схемы продолжали жить и здравствовать. Власть вроде бы декларирует, что надо проводить деофшоризацию и даже делает какие-то шаги, принимая, скажем, закон о контролируемых иностранных компаниях. Но одновременно многие во власти кровно заинтересованы, чтобы все оставалось как есть. Для бюджета эта игра в офшорные прятки оборачивается немалыми потерями.

Кроме того, на сегодняшний день большинство офшорных юрисдикций не хочет заключать с РФ соглашение об обмене информацией. И ничего поделать с этим Россия не может, поскольку ее роль в финансовом мире невелика. Ну, а главное - то, что в значительной степени борьба с офшорами носит в России характер политической кампании, демагогии и деклараций. Российские чиновники сами этими офшорами широко пользуются, госкомпании также прибегают к офшорным схемам.

Впрочем, это не только российская проблема. Современный мир устроен так, что сколь частыми ни оказывались бы разоблачения, в нем всегда будет хватать людей, не желающих «делиться» с государством. За судьбу самих офшоров можно не беспокоиться, они нужны слишком многим. Однако если отдельно рассматривать перспективы борьбы с офшорной непрозрачностью в странах Запада и в России, то пока они представляются разными. Похоже, в первом случае «уведенные» деньги и их владельцев будут искать правоохранительные органы, а во втором - только любопытные журналисты.