Кто похищает девушек?
…В Израиле повсюду слышна грустная минорная лирика в исполнении популярного певца новой плеяды Ошера Коэна. «О чем он поет? Похоже о любви?» - оборачиваюсь с вопросом к весьма неординарному и талантливому израильскому режиссеру-документалисту Шаю, с которым за время нашей экспедиции по охваченной войнами израильской пустыне успели подружиться. Шай – потомок иракских евреев, родившийся в Израиле, сын отставного генерала «Моссада» – с изрядной долей скептицизма воспринимает идею создания Палестинского государства. «А все же, если у вас по соседству возникнет такое государство?» - не перестаю спрашивать с чрезмерной настырностью. Шай отводит взгляд: «Тогда уеду в Португалию…»
«Так о чем же песня?» - ухожу от неприятной для собеседника темы. «О возлюбленном, - отвечает режиссер. - Он не знает, остаться с ней или нет». Значит, о вечном!..

В канун наступления священного для мусульман Рамазана, когда врата Аль-Аксы в Иерусалиме - согласно решению правительства Нетаньяху - откроются для арабов-мусульман, иду размеренным шагом по следам китайского капитала в центре Тель-Авива. Вокруг построенные китайцами еще несколько лет назад неподалеку от здания Минобороны небоскребы, воспринятые американцами с досадой и ревностью… В глаза бросаются не только блеск и нищета израильских улиц. Повсюду плакаты с изображениями девушек с надписью: «Немедленно верните нашу дочь!»… и номер телефона родителей.
Кто же эти девушки? Похищенные ХАМАС? Звоню одному из местных левых-правозащитников и спрашиваю о похищенных девушках. Кто они? И что это за странная история?
Этих девушек похищают арабы. Но – другие, ровным счетом не имеющие к политике никакого отношения. Скорее, эти арабы-хадиры выступают в роли доверенных союзников еврейского государства. Речь идет об обитателях пустыни Негев – бедуинах, расселившихся вглубь Израиля. Удивительно, но израильская полиция и службы безопасности стараются обходить стороной эти естественные резервации кочевников, сохранившиеся со времен позднего средневековья…

Девушек крадут, обращают в наложницы, некоторые из них никогда не возвращаются в родные дома. Кто-то бесследно исчезает, а кто-то обретает будущее вечной рабыни. Полиция не вторгается в «эпоху позднего средневековья». Спасают девушек лишь сионисты-добровольцы, которые с оружием в руках вступают в схватку с кочевниками, в сознании которых доминирует средневековое естественное право на обретение наложницы.
У каждого кочевника по 3-4 жены и множество наложниц, которых в основном выкупают из Газы. Стоимость одной девушки – цена одного хилого верблюда. И в каждой необъятной полигамной семье по 30-40 детей, за которых израильское государство обязано выплачивать социальные пособия.
Горю желанием взглянуть на это средневековье своими глазами.
«Можно поехать в Рахат, это в южной части, поселение бедуинов, разросшееся до масштабов города. Хотя и городом его можно назвать с большой натяжкой. А вокруг разбиты шатры. Но это очень опасно. Они другие люди, из средневековой эпохи, там царят незнакомые тебе нравы. Туда не суется даже наша полиция», - мудро предупреждает меня Шай. Но я непреклонен и рвусь увидеть племя Абу-Кайдара…

Мы на пути к средневековому оазису, в котором процветают производство и торговля наркотиками, торговля оружием и киднеппинг. «В конце концов я мусульманин, и они не тронут меня», - пытаюсь из последних сил подавить возникшую в одно мгновение нерешительность и даже смятение после описанного мракобесия средневековой дикой стихии…
Добрались до окрестностей Рахата, окруженного почерневшими одинокими минаретами. Стоят тентовые палатки, вокруг верблюды, кони, тощие собаки, выбегающие к нам навстречу с маленькими босыми детьми…
Из палатки выглядывают несколько мужчин с вопросительным выражением лица. Все бедуины говорят на иврите. И мои провожатые доходчиво объясняют, что приехали мы издалека и с миром, журналисты из мусульманской страны. Нас приглашают в палатку, гостеприимно угощают хорошо заваренным на углях в кофейниках Далла кофе, похожим на масляную жидкость. Съемки не разрешают, только с согласия главы племени. Дожидаемся прибытия Его Величества… И вот перед нами смуглый мужчина с жгуче-черными волосами и выпуклыми от удивления глазами.
Мы просим разрешения на съемку, и после раздумий он кивает головой с одной небольшой оговоркой – овец снимать нельзя. Все можно, даже людей, но овцы неприкасаемы. «Видать, угнали!» - пролетела крамольная мысль, которую боюсь озвучить. Босые ребятишки выводят нас во двор и знакомят с верблюдами – лучшими помощниками бедуинов в пустыне.
«Вся контрабанда, как и в средние века, осуществляется на горбах этих верблюдов», - шепчет в ухо провожатый.

Кочевники немногословны, замкнуты и очень подозрительны… Лучше прервать это странное знакомство. И мы едем в так называемый город Рахат. Наверное, так выглядели восточные средневековые города с одним большим исключением – столетия назад беспорядочное строительство велось без стекла и бетона.
Нас останавливают на каждом углу. Не полиция - здесь ее просто нет. А молодые крепкие парни, пересевшие с коней на пикапы. Спрашивают: кто мы, зачем пожаловали к ним с объективами? Почему вторгаемся в их жизнь?
«Не переживай, я знаю, как с ними разговаривать», - шепчет провожатый.
Оказывается, все эти расспросы вызваны беспокойством бедуинов внезапным появлением «людей из другой цивилизации», вооруженных странным оружием (читай: видеокамерами и фотоаппаратами!). А не госслужащие ли мы? Всюду один запрет: не снимать построенные дома!
Дело в том, что многие бедуины строят дома незаконно, не получив соответствующего разрешения. Но у бедуинов свой железный аргумент в борьбе с директивами правительства: «Это наша земля, и мы поселились раньше евреев!» Прочь отсюда! Разговор короткий.

«Значит чиновники не могут сюда сунуться? А как же полиция?» - с недоумением спрашиваю провожатого. «У нас в Израиле есть хорошая поговорка: «Если сам себя не спасешь, полиция тебя уж точно не спасет». Наоборот, полиция может поставить в вину чиновникам, что они приехали сюда и навлекли на всех проблемы. Никто насильников искать не будет. Генералы крышуют криминал, а мелкие полицейские жизнью рисковать не станут».
Правительство Израиля на протяжении десятилетий пыталось уговорить бедуинов отказаться от кочевого образа жизни и обратиться в современную цивилизацию, но тщетно. Государство не идет на конфронтацию со средневековыми племенами, численность которых достигла угрожающих масштабов - 300 тысяч человек! Несколько лет назад попытка переселения бедуинов столкнулась с мощным сопротивлением племен. И после этого Израиль решил махнуть рукой и обособиться от резерваций… Отрицание проблемы – лучший выход из еще одного ближневосточного тупика.
Поверьте, но этот полукриминальный конгломерат разнородных племен – головная боль пострашнее Западного берега!

«Эти арабы служат в нашей армии следопытами. В Рахате проживает много офицеров, которые призывают правительство навести порядок. Но воз и ныне там», - с горечью рассказывает провожатый.
Спустя час после беспокойного пребывания в средневековье горстка местных парней взяла нас в плотное кольцо. «Вам же говорили не снимайте дома?» - гневно произносит один из кочевников, плотно стянувший куфию на свой узкий лоб. И вдруг я вспомнил один из коранических аятов и тихо произнес его… Может, это спасло нас?! Или увещевания провожатого?! Так или иначе, но мы искренне пообещали срочно покинуть поселение. Наши визави восприняли решение умчаться из средневековья с большим удовольствием… Зачем проливать лишнюю кровь?!
Израильские политики не хотят и слышать о болезненном вопросе бедуинов, сплоченных в средневеково-криминальном гнезде. Кому нужны новые обвинения в нарушении прав человека? И так проблем с Газой и Западным берегом выше крыши. Эти арабы, в отличие от других, индифферентны к израильскому государству, как и к любому другому современному государственному образованию. Это не их мир. Здесь все еще полагают, что миром правят халифат с аббасидами… А столица все еще в Дамаске…
(Продолжение следует)