Генерал, который победил Курдистан портрет на фоне побед

Игорь Панкратенко, отдел международной политики

Вашингтон ввел против него персональные санкции, что не помешало изданию Time в нынешнем году включить его в Топ-100 мировых лидеров общественного мнения, в одном ряду с Трампом, Си Цзиньпином, Реджепом Эрдоганом, Владимиром Путиным и римским папой Франциском. Кто-то называет его «теневым министром иностранных дел Ирана», современным «Джейсом Бондом Востока», а кто-то – национальным героем и «мечом шиитов».

Поздним вечером 15 октября нынешнего года ничем не примечательный дом на окраине иракской Сулеймании окружили внедорожники, набитые вооруженными людьми, настороженно следившими друг за другом. А во дворе, под навесом, четверо человек – два руководителя ополчения Хашд аль-Шааби и два командира отрядов пешмерга, подчиняющиеся Патриотическому союзу Курдистана – внимательно слушали пятого. Седого сухощавого мужчину с властным взглядом человека, привыкшего отдавать приказы, не сомневаясь в том, что они будут безоговорочно выполнены.

Президент Иракского Курдистана Масуд Барзани, израильская разведка, американские дипломаты и представители спецслужб США в Ираке дорого заплатили бы за то, чтобы узнать о содержании этой беседы. «Здесь, вот здесь и вот здесь завтра пойдут иракские войска и ополченцы Хашд аль-Шааби», - объяснял водя карандашом по карте мужчина своим собеседникам. – «Я надеюсь, что к этому времени на маршрутах движения колонн и в опорных пунктах уже не останется бойцов пешмерга. «Мы встретимся в населенных пунктах, где ваши бойцы», - тут он обратил взгляд на представителей ПСК, - «совместно с наступающими силами будут следить за порядком и не допускать эксцессов – ни перестрелок между курдами и правительственными силами, ни актов насилия ополченцев в отношении мирного населения. Ну а тем, кто захочет уйти из Киркука в Эрбиль или в Сулейманию – не следует чинить никаких препятствий, пусть они сами делают свой выбор».

Спустя некоторое время двор опустел. А через несколько часов мир узнал о том, что иракские войска при поддержке ополченцев Хашд аль-Шааби вошли в провинцию Киркук, и, не встречая сопротивления стянутых туда накануне отрядов курдских пешмерга, стремительно продвигаются к ее административному центру. Спустя 16 часов после начала операции почти все населенные пункты и стратегические объекты на территории провинции –в том числе и важнейшие месторождения нефти - уже находились под контролем правительственных войск. А по дорогам, ведущим в столицу Иракского Курдистана Эрбиль и город Сулейманию потянулись колонны мирного населения и бойцов пешмерга. Которых обгоняли караваны внедорожников, набитых чиновниками из курдской администрации спорной территории, еще вчера считавших себя единственными хозяевами провинции.

Это был блестящий и практически бескровный военно-политический триумф «коалиции трех» - Багдада, Анкары и Тегерана. Решающий вклад в который принадлежал бригадному генералу Касему Сулеймани, тому самому мужчине, который был главным на описанной выше встречи. И который за пару недель работы сумел не просто организовать операцию по восстановлению контроля Багдада над Киркуком, но и сумел договориться с лидерами Патриотического союза Курдистана о том, чтобы эта операция обошлась без жертв с обеих сторон.

ополченцы Хашд аль-Шааби снимают флаг Курдистана

Сын Исламской революции

Его юношеская мечта получить университетское образование так никогда и не исполнилась. Выходец из бедной крестьянской семьи, владевшей в провинции Керман небольшим земельным наделом, в шахском Иране практически не имел шансов подняться по социальной лестнице. Разорительный кредит в девятьсот туманов (примерно сто долларов того времени) тяжелым бременем лег на хозяйство его отца. «Мы не могли спать ночью, переживая за наших отцов», − напишет позже генерал Сулеймани в своих мемуарах. Ему было уже тринадцать, и он, по праву мужчины, решил, что пришла его очередь помочь семье.

Юный Касем и его друг, сверстник и родственник Ахмад, отправились в столицу провинции на заработки. «Нам было всего лишь тринадцать, мы были худыми и слабыми. И куда бы мы ни пошли, нас попросту не воспринимали как полноценных работников», − вспоминает генерал. – «Пока в один прекрасный день нам не удалось устроиться разнорабочими на строительной площадке школы на улице Хаджу, на окраине города. Нам платили по два тумана в день».

Необходимую сумму, отказывая себе во всем, они все же сумели заработать. А чтобы добраться с ней домой -  обратились к местной знаменитости, водителю по прозвищу «Пахлаван», человеку необычайной силы, который, как вспоминает Сулеймани, «мог зубами поднять корову или осла». Тот не отказал двум пацанам в просьбе доставить их в родную деревню, но в дороге сказал слова, которые навсегда запали в душу будущего генерала Корпуса стражей исламской революции. Ругая шаха и его правление, Пахлаван воскликнул: «Детство нужно для того, чтобы играть, а не трудиться разнорабочими в чужом городе. Мне наплевать на такую жизнь, которую они приготовили для нас!»

Долг был выплачен, но домой Касем больше не вернулся, оставшись в городе. Работа в местном водоочистном департаменте – сначала «мальчиком на побегушках», а затем помощником инженера. Книги и занятия в спортзале, впрочем, «спортзал» − это слишком громко сказано: навес и три стены, самостоятельно изготовленные компанией сверстников тренажеры. Три четверти жалования, отсылаемого каждый месяц родным, и долгие разговоры о том, что нужно для справедливого устройства жизни.

Из горкомхоза - в генералы

Исламская революция 1979 года была его революцией. А ее принципы и идеалы – стали принципами и идеалами его жизни, которые он готов был защищать до конца. Но первое его задание от молодой Республики носило исключительно мирный характер – ему поручили обеспечить бесперебойное водоснабжение Кермана, добиться того, чтобы вихри революции, саботаж и некомпетентность не коснулись святой на Востоке вещи – чистой питьевой воды. Он справился.

исламская революция в Иране

И уже готовился осуществить свою мечту – поступить в университет, но… В 1980 году 23-летний страж Исламской революции направлен на подавление курдского сепаратистского движения. А спустя несколько месяцев – был на две недели командирован на фронт «священной обороны» - на ирано-иракскую войну. С заданием наладить снабжение водой передовых частей иранской армии.

Кадровый голод в молодой Исламской республике стоял тогда жуткий, и начальство отпустило его «повоевать» только специально оговорив, что после двухнедельной командировки он вернется в департамент водоснабжения на должность старшего инженера.

Судьба распорядилась иначе. После выполнения задания он остался в действующей армии добровольцем, и уже через месяц получил под командование разведывательно-диверсионную группу, с которой ходил за линию фронта.

Дерзкий, храбрый, но одновременно с этим хладнокровный и расчетливый, он быстро становится известен и в иранской армии, и в штабах противника. Была у него тогда одна «фирменная» шутка − нет большей радости для солдата, чем хороший «приварок» к пайку, поэтому и приносил он из каждого рейда, кроме пленных и ценной информации, еще и живых коз для своих бойцов. Иракские штабисты, ответственные за противодиверсионные мероприятия, присвоили ему специальный позывной − «козий вор». Поначалу это звучало смешно, но вскоре офицерам Саддама Хуссейна стало откровенно не до улыбок, поскольку деятельность разведгрупп под командованием Сулеймани наносила иракским частям огромный урон.

ирано-иракская война

В начале войны потери иранской армии в офицерском составе были огромны. И молодой специалист в одной из самых мирных профессий – организация водоснабжения - делает головокружительную военную карьеру: спустя три года после прибытия на фронт он уже командует 41-ой бригадой Корпуса стражей исламской революции.

Война никого не делает лучше или хуже. Она просто закаляет те качества характера, с которыми человек на нее приходит. В случае с Сулеймани оказалось, что в пламени боев закалился настоящий клинок. Не став инженером, он стал боевым командиром, не боявшимся ни пуль противника, ни гнева вышестоящих штабов. В отличие от принятой тогда в иранской армии традиции атак «человеческими массами», будущий генерал берег каждого своего бойца. А когда в 1985 году руководство КСИР затеяло наступление в районе реки Шатт-эль-Араб, которое привело бы к массовым потерям, Сулеймани прямо на заседании штаба высказал все, что думал о некомпетентности командования и штабистов. Он уже был героем войны, наказать его не могли, но после окончания «Священной обороны» его не оставили в Тегеране, а направили все в тот же Керман, в провинцию, надеясь таким образом «охладить пыл» молодого офицера КСИР.

Это сегодня провинция Керман – «рай» для ищущих древние окаменелости палеонтологов и процветающая экономическая зона. После ирано-иракской войны это была одна из самых горячих точек страны – потоки контрабанды, наркотрафик, банды сепаратистов. Но самое страшное – коррупция, поразившая местную элиту после того, как тогдашний президент Ирана Али Акбар Рафсанджани объявил о начале «приватизации». Дело осложнялось тем, что он сам был родом из этой провинции, а его брат и остальные члены «клана Рафсанджани» уже, что называется, «положили глаз» на крупнейший в Иране медный рудник.

Рафсанджани, 80-е годы

Касем Сулеймани и с наркотрафиком, и с коррупцией сражался отчаянно, испытывая откровенную ненависть к тем, кого Али Хаменеи впоследствии назовет «уставшими от революции», к тем, кто возможности Исламской республики использовал для личного обогащения. Ему грозили, на принципиального командира КСИР пытались организовать покушения, но сломить его не удалось. И тогда, в лучших традициях восточной интриги, его противники горячо поддержали решение Рахбара о назначении в 1998 году Касема Сулеймани главой специальной службы «Аль-Кодс» Корпуса стражей исламской революции, надеясь после отъезда Сулеймани из Кермана «спокойно вздохнуть».

Друзья и враги человека-легенды

Трудно сказать, удалось ли им «вздохнуть», но вот то, что к началу 2000-х Сулеймани стал настоящей «головной болью» США, Израиля и Саудовской Аравии, не вызывает никаких сомнений. Коренным образом реорганизовав «Аль-Кодс», сделав ее уникальной организацией, сочетающей в себе функции политической разведки и спецназа, создав разветвленную агентурную сеть – от Аравии до Пакистана - с опорой главным образом на общины шиитов во всем мире, Касем Сулеймани за короткое время стал не просто главой разведслужбы, но человеком, который формирует современную карту Ближнего и Среднего Востока.

бойцы Аль-Кодс

За полтора десятилетия генерал Сулеймани сам стал политическим фактором, фигурой более весомой, чем многие самые высокопоставленные политики в регионе. Афганистан, Ливан, Ирак, Сирия и далее везде – вот география его активности.

Что-то известно достоверно, о чем-то мы узнаем через несколько лет, а что-то на десятилетия останется в области догадок и предположений. Фигура Касема Сулеймани еще ждет своего биографа, проведенные под его руководством и при личном участии операции – своих исследователей. В любом случае – материала уже набралось на увесистый том, одна история о том, как генерал «уговорил» Москву начать экспедицию в Сирию тянет на небольшую книжку, а это далеко не единственная его головокружительная комбинация. Но сегодня, в этом очерке, хотелось бы рассказать немного о другом – об обратной стороне известности и популярности генерала.

С его друзьями все более-менее ясно. С его противниками за пределами Ирана – тоже. С десяток разведслужб готовы платить сумасшедшие суммы только за то, чтобы узнать где конкретно находится в тот или иной момент командир «Аль-Кодс». Чем он, кстати, активно пользуется, порой демонстративно выкладывая в Инстаграм фото с самим собой в конкретной стране в конкретное время, порой – исчезая из поля зрения, а иногда и вообще выставляя архивные снимки для отвода глаз. Впрочем, речь не об этом.

Генерал пользуется безграничным доверием Верховного лидера Али Хаменеи. В формировании внешней политики Тегерана участвует достаточно много людей, но его голос по ряду вопросов является решающим.

в центре Хаменеи, справа Сулеймани, 1980-е годы
Хаменеи и Сулеймани 2010 год

После недавнего триумфа в Ираке мировые и региональные масс-медиа начали называть его «реальным министром иностранных дел Ирана». Его аскетизм в быту резко контрастирует с поведением целого ряда «заслуженных ветеранов революции», не отказывающих себе в материальных радостях вроде роскошных особняков, доходных компаний, записанных на родственников и прочих преференция и бонусах, которые дает их статус и положение в Исламской республике.

Рейтинг генерала в иранском обществе необычайно высок, и хотя опросы общественного мнения в стране порой достаточно своеобразны, но по опубликованным данным Iran.poll около 80% населения Ирана «безусловно одобрительно» ли просто «одобрительно» относятся к его деятельности. Из числа политиков, список которых предлагался респондентам (естественно, Верховный лидер Али Хаменеи в нем не значился), Сулеймани набрал наименьшее количество негативных отзывов – около 11%.

В ходе нынешней президентской кампании в Иране впервые прозвучал лозунг – к появлению которого, заявляю со всей ответственностью, сам генерал не имел никакого отношения – «Касема Сулеймани – в президенты!» И лично у автора этих строк нет сомнений, что прими генерал решение баллотироваться – он выиграл бы выборы с сокрушительным для конкурентов отрывом еще в первом туре.

Потребовалось личное заявление генерала, чтобы пригасить энтузиазм своих сторонников. Касем Сулеймани сказал тогда, что «был и остается простым солдатом исламской революции, место которого – на полях сражений», а не в высоких кабинетах. Но тех, кто опасаются его прихода во власть, а такие есть и в лагере реформаторов, и в консервативных кругах, слова генерала ни в чем не убедили. Для них глава «Аль-Кодс» становится опасной фигурой, слишком популярной, слишком влиятельной, слишком приближенной к Верховному лидеру.  Как понимает читатель, подобная ситуация чревата весьма драматическими коллизиями.

* * *

Гроссмейстер тайной войны и политических интриг, Касем Сулеймани, тем не менее, не стремится проявлять это мастерство в собственной стране. Годы посеребрили голову и бороду, сделали пронзительным взгляд, изрезали лицо морщинами. Но в душе он остается все тем же романтиком революции, каким был в 80-х годах прошлого столетия. Неспешная и неторопливая речь, в которой взвешено и неслучайно каждое слово. Располагающая собеседника простота в общении.

«Каждый день он встает в четыре часа утра и отправляется в постель в девять тридцать вечера», − рассказывает один из его знакомых. − «Он уважительно относится к своей жене и иногда гуляет с ней в парке, у него три сына и две дочери, для которых он – строгий, но любящий отец». Но подобные периоды в его жизни всегда коротки. Передышка – и вновь он в гуще событий. «Обычно в представлении людей рай – это захватывающий красочный пейзаж, журчание ручьев, красивые женщины. Но есть и другой вид рая – это поле боя», − как-то сказал он в одном из интервью. И продолжил: «Поле боя за свою страну».