Смерть ближе, чем жизнь
Холод и голод… Эти естественные чувства отражают мятежное состояние души в изрезанной и испепеленной войнами условной стране под названием Сирия.
Преодолев условно допустимую, одностороннюю границу на погранпереходе Oncupinar Sınır Kapısı, в десяти километрах от уютного турецкого городка Килис, чудом не задетого вихрями апокалиптического землетрясения, повергнувшего многие турецкие города, вступаешь в пределы новой страны. Странной страны, где нет пограничников, армии, чиновников, таможни… Встречает толпа чумазых мальчуганов, готовых задушить друг друга за право ухватить без разрешения чемодан и вынести за калитку в надежде получить 50 турецких лир. Вроде бы Сирия, но уж точно не Сирия, а какая-то «серая зона», окрашенная в цвета и символы турецкого флага.
«Зачем вы едете туда?», - спрашивает с угрюмым взглядом светлая красивая женщина в форме турецкого пограничника. «Вы не араб? Значит, журналист». Вывод по умолчанию. Чья же нога ступит на эту Аллахом проклятую землю?..
А рядом проходит вереница турецкой боевой техники.
Открывается длинный бесконечный коридор, огороженный сеткой с колючкой. И на каждом шагу пытается остановить какой-то бородатый вояка без отличительных знаков. Главное – отвечать по-аглицки, со свойственной европейцам надменностью и снобизмом. Бородатые люди тут же отскакивают прочь. Чувствуется особый пиетет и перед турками: люди из Турции по всей буферной зоне до Алеппо чувствуют себя в полной безопасности. Никто, и даже в населенном преимущественно курдами Африне, который вплоть до последней спецоперации «Оливковая ветвь» Эрдогана находился под контролем YPG – отрядов курдской самообороны, разновидности РПК, не захочет связываться с турецкой полицией и разведкой, которые держат провинцию в ежовых рукавицах.
А вот и Мухаммед, мой старый добрый приятель из Джиндереса, с которым я успел подружиться в прошлой командировке в Сирию. «Добро пожаловать. Теперь Сирия – это Турция», – не без ехидства подмечает старый приятель. Еще до спецоперации «Оливковая ветвь» Мухаммед подвергся нападению со стороны курдов из ОНС. Школьный учитель истории имел неосторожность выразить публично осуждение захвата власти курдами в арабской провинции. И чуть не поплатился жизнью. Курдские солдаты поджидали Мухаммеда у тропинки, по которой он каждый день возвращался домой. Выстрелили в шею. Но Мухаммед выжил. И с тех пор превратился в идейного борца с засильем курдской ОНС в северо-западной провинции своей страны.
Едем в сторону Африна, павшей столицы «сирийского Курдистана». Повсюду флаги нового правительства Сирии и кумачовые знамена неоосманской Турции. Панорама нового турецкого величия переплетается с задушевным откровением школьного учителя о походе Сулеймана Великолепного на Алеппо. Исторический ликбез часто прерывают посты Сирийской национальной армии. Солдаты в турецкой униформе с красными беретами скрупулезно проверяют наши фотокамеры и багажи.
- Северо-запад под контролем Сирийской национальной армии? – пытаюсь вернуть школьного учителя в современную эпоху.
Учитель проговаривается: «Как сказать?! Здесь в каждом селе своя армия».
И всюду руины, руины, руины… Мир под грохотом канонады этноконфессиональных и междоусобных войн не услышал о главной трагедии сирийцев – страшное землетрясение, разрушившее многие сопредельные турецкие города, стерло часть и сирийских провинций. Взывая о помощи под завалами, люди трагически погибали. Никто не откликнулся, и никто не дождался, ведь закономерная смерть в этой стране обыденнее самой жизни.
Странное ощущение, будто жизнь в этой части Сирии замерла в середине 80-х годов прошлого века. Где же эти традиционные богатства, изящество и великолепие, убранство, свойственные сирийско-египетской школе арабской архитектуры? Все то, что украшало дворцы тиранов Асадов? За дворцами все покрыто мраком, грязью, разрухой, а на хаотичных улицах снуют люди в лохмотьях, парандже и военной униформе…
«Все, что вы видите, это наследие насаждавшейся, особенно в провинции Алеппо, иранской социокультуры», - с печалью признается 29-летний аптекарь Убейд Элиса, окончивший университет в Алеппо. Несмотря на войны и невзгоды, свободно владеющий английским Убейд так и не покинул Сирию. Но, в отличие от своих сверстников, не взялся и за оружие: «Я пацифист. Может, поэтому остался в живых?! Во время землетрясения все жители нашего дома погибли, уцелели лишь я, моя супруга и наш ребенок». Удивительно, но во время всех бесед красной нитью проходит разыгравшаяся после землетрясения трагедия сирийцев. Сирийскую душу сверлит боль от неуслышанности и недосказанности. А как же война? А война стала их образом жизни. Война рождается, взрослеет, полна жизни, накапливается с самой колыбели. Какая жизнь без войны и бомбардировок?
«В первые дни похода «Хайат Тахрир аш-Шам» русские истребители подвергли ковровым бомбардировкам Идлиб. Много невинных жертв. Поезжайте, посмотрите», – рассказывает с возмущением 25-летний духовный деятель Камель, облаченный в национальную одежду. Погибшие под бомбами Кремля – не последние, но свежие жертвы, о которых рассказывает Камель.
Спрашиваю об израильских авиаударах. «Они не стреляют по жилым кварталам. Они уничтожают военные объекты», - оправдывает израильскую агрессию мой собеседник.
* * *
Бурные и горячие споры в сирийской деревушке переходят в званый ужин, за которым собирается вся семья Элиса. В трудные времена сирийцы научились жить кланами. По-другому приговоренному к войне народу не выжить. Вместе живут и вместе умирают… Еле дописываю последние строчки. Отелей нет, пришлось проситься на ночлег. Квартиры отапливаются дровами, а они на вес золота. Холод пронизывает насквозь, и можно согреться лишь сваренным на костре горячим терпким арабским кофе. Но и его почему-то подают капельками. Едва хватит на несколько глотков…
А ближе к полуночи города останутся без света. Так и соседствуют со смертью во мраке сирийские города.
