Ни одной души. Все вокруг погибло
Все дороги в восточном городе ведут к базару. Восточный базар в Алеппо не сравнить со средневековым островком в современном мире – с ароматным марокканским Фесом, где потоки людей, словно игривые волны, рождаются ласковым дыханием ветра. В Алеппо одна суровая хаотичная волна, которая разбивается о берег. И эту волну пытаются остановить одинокие полицейские с суровыми лицами.
В Сирии полиция формируется из бывших бойцов пресловутой «Хайят Тахрир аш-Шам». А их мундиры напоминают униформу железнодорожников царской России. «Их нельзя фотографировать», - строго предупреждает меня 30-летний Зияд ибн Тарик, местный сирийский активист, посвятивший последние десять лет жизни отчаянной борьбе с режимом Асада. «Разве для вас существуют запреты? Иначе как бы вы свергли Асада?» - строго отвечаю своему новому визави в старом и разбитом Алеппо. Исподтишка мне удается запечатлеть забавного полицейского в железнодорожном мундире.
Но в Алеппо, как и в других городах мятежной страны, люди перестали бояться и оборачиваться. Тихая, но хаотичная волна людей аккуратно сдвигает полицейских-железнодорожников. Стражи порядка выражают свою злость громким свистком. Людям, ютящимся среди развалин, больше терять нечего. Кроме своей бесценной жизни.
На каждом углу сирийцы горячо обсуждают последние новости политики и трещащей по швам финансовой системы своей условной страны. Подсчитывают свои мизерные потери. Можно сказать, что крохи. Большие финансовые потери в этой стране могут быть у избранного круга лиц. А они давным-давно покинули пределы Сирии.
Как раз у ворот Алеппо и заканчивается Турция. Да-да, я не ошибся и не сбился с мысли. Весь северо-запад отныне интегрирован в финансовое пространство Турции. Там работает турецкая лира, турецкие мобильные операторы в лице Тюрк-сель, а магазины и лавки заполнены турецкими товарами… Здесь же, то есть в Алеппо, начинается абсолютная власть американского доллара. В ресторанах и магазинах расплачиваются долларами, пренебрегая обесцененной турецкой лирой. А сирийская валюта, которую неприлично называют фунтом, в прямом смысле слова вышла в тираж. И не потому, что обесцененные банкноты украшены портретами Хафеза и Башара Асада, а из-за рекордного обвала «асадовского зайчика». 1 доллар обменивают на 15 тысяч сирийских фунтов.
Неподалеку от восточного базара расселись мальчуганы с бумажными коробками и деревянными ящиками, заполненными макулатурой – сирийскими фунтами. Вдруг кого-то Шайтан собьет с пути истинного, кто-то решится обменять доллар на «башаровку». Наивных слишком мало в сегодняшней революционной Сирии. Но в отличие от гор и равнин, где идут упорные бои туркманов и арабов с курдами и где могут повстречаться с наступлением ранних сумерек банды грабителей, в городах люди чувствуют себя относительно защищенными. И это удивляет больше всего. Нет государства, а его институты рухнули. Но за годы гражданской войны общество выработало в себе способность самоуправления. Своего рода социальный инстинкт самосохранения.
«Как вы думаете, почему сразу же после побега Башара Асада началось укрепление сирийского фунта?» - спрашивает один из лидеров арабской общины Дейр эз-Зора, шейх Мухтар. Фунт незначительно укрепился к доллару, теперь он стоит 13 тысяч… С выводом курдских войск из Дейр эз-Зора власть в этой провинции перешла к бойцам «Хайят Тахрир аш-Шам». А там, где ХТШ, действие турецкой лиры ограничено. Разоренные шейхи тоже подсчитывают свои крохи… С верой в завтрашний день. Словопрения о фунте вяло переходят к политической повестке: «Наша судьба зависит от Турции и Израиля. В стране, как и в регионе, остались два ведущих игрока. И у меня ощущение, что идет какая-то согласованная игра. Главное, что во благо Сирии», - рассуждает вслух шейх, излучая заряд оптимизма…
Однако сирийцы единодушны в одном: все свои хождения по мукам и горечь поражения они объясняют злом, сотворенным геополитическим трио – Асад-Иран-Россия. Эти политические субстанции для сирийца слиты воедино. Очень большие надежды на Турцию. И перелом в общественном сознании к Израилю, несмотря на полувековую госпропаганду культивирования сионистского врага. Злодеяния Асада обезоружили эту пропаганду. Никто не вспоминает ни про войны с евреями, ни про оккупированные Голанские высоты. Все задаются одним вопросом: как выжить? И как сохранить Сирию и построить новую страну?
Понять сирийца не так тяжело, масштабы разрушений в стране поражают воображение. Из Алеппо в Дамаск во время пятичасовой дороги можно застать единственный уцелевший живой город – Хаму. Весь Восток Сирии стерт с лица земли. Сирийцы показывают пальцем на одного виновника этой трагедии, все то же пресловутое трио: Асад-Иран-Россия. Некоторые напоминают о другом злоумышленнике - «Хезболле». Хотя для большинства сирийцев, включая испивших горькую чашу алавитов, Иран с «Хезболлой» - понятия неразрывные.
Вот мы и проезжаем мимо еще одного буревестника революции - Хамы. Я снова оговариваюсь и повторяю ошибочное суждение про «уцелевший город». «Какой уцелевший? – сокрушается Зияд ибн Тарик. - Хафез Асад стер Хаму в 1982 году ковровыми бомбардировками, уничтожив свыше 40 тысяч жителей города! Погрузив в руины уникальный старый город! Он в крови потопил восстание этих мучеников! Хочешь, поедем и увидим?!»
Сворачиваем с центральной магистрали и въезжаем в город. Что они сотворили с одним из древних городов, хранивших следы великого прошлого – от византийской цивилизации до мамлюков и Салах ад-Дина… Серый, унылый, посредственный город, заполненный камнебетонными «асадовками», скопированными с «брежневок», эксплутационный период которых истек давным-давно. Хама – первый бастион сопротивления асадовскому режиму. Тогда в далеком 1982 году у сирийцев не получилось. И лишь спустя 42 года им удалось сокрушить устои бесчеловечной власти.
Лишь один пилот отказался выполнить приказ отца-Асада – Рахид аль-Татари родом из Хамы. Он отказался от бомбардировки родного города. Аль-Татари арестовали и на протяжении 43 лет содержали в изуверской тюрьме Седная.
Едем в дом к Рахиду, куда он вернулся спустя полвека, в западную часть города. Никого нет. Соседи утверждают, что Рахида из-за плохого самочувствия увезли в Дамаск… Какое-то чувство безысходности. Угрюмые и серые «асадовки», слитые на осколках разгромленной византийской мозаики, давят и угрожают обрушиться. Чтобы разрушить наш внутренний мир. Слишком много крови и слез пролито в этом городе…
Выезжаем обратно на разбитую танками и боевой техникой магистральную дорогу. И всюду разрушенные города, сожженные деревни, стертые «кощунственным трио» дома обездоленных сирийцев. Ни одной души. Все вокруг погибло.
Наконец, издали едва заметен силуэт величественного города, самой древней столицы мира – это Дамаск, Димашк, эш-Шам… Да, он самый. И снова руины. Снова безжизненное пространство, покрытое пылью времени и кровью истории. Дамаск, как и Алеппо, разделен на две части – проклятую Восточную и нетронутую войнами Западную. Глаз привык к руинам. Поблекла надежда на встречу с цивилизацией.
Мы доехали до Дамаска ранней ночью. Однако ничто в этом городе не напоминает о недавних горячих баталиях. Будто могучая исламская армия и не вошла в Дамаск, а Асады по-прежнему верховодят. И не было никакой войны. Мы обошли всю центральную часть города, не встретив ни одного вооруженного человека. Ни постов, ни полиции, ни военных. И здесь, как и в Алеппо, выработанный иммунитет саморегулирования.
Город живет своей жизнью, не замечая исторического перелома. Да и власть не позволяет нарушать привычный ритм. Все идет по течению. Кто-то стоит у банкомата, а кто-то пришел с семьей в ресторан. Кто-то проводит досуг за чашечкой чая, а кто-то с любимой считает звезды на небе… А вот там за одним столиком сидит непокрытая девушка с европейской внешностью с мусульманкой в хиджабе и беседует о своем, личном, о том, что не касается всех остальных.
Дамаск вздохнул спокойно. Революция не выдохлась, а сделала выдох. Злодей повергнут. История начинает новый отсчет времени…
