Расслабьтесь, эта история не про войну по горячим следам
В минувшее воскресенье Иран захватил третий по счету иностранный корабль в Ормузском проливе. Командование осуществлявшего операцию Корпуса стражей исламской революции заявило, что это грузовое судно перевозило около 700 тысяч тонн контрабандного дизельного топлива и проходило пролив под иракским флагом.
После первых отрывочных новостей о третьем акте захватывающей пьесы «иранские пираты бесчинствуют и глумятся в проливе», мировые масс-медиа приняли «низкую стойку», готовясь к массированному информационному залпу. А многочисленные эксперты уже начали предрекать скорую войну в Персидском заливе вообще, и в Ормузском проливе - в частности.
К их глубокому сожалению, буквально через несколько часов выяснилось, что третье судно, принадлежавшее небольшой судоходной компании одного иракского средней руки торговца. Как и положено представителю этой категории предпринимателей, купец брался за любую операцию, пусть и самую сомнительную, которая принесет хоть какую-то прибыль.
В данном случае речь шла о контрабанде иранского дизельного топлива. Ничего сверхвыдающегося - обычное дело, официальные власти Исламской Республики сами признают, что ежедневно (!) из страны контрабандными путями - и по суше, и по морю, автоцистернами, железнодорожными составами и судами - вывозится примерно восемь миллионов тонн топлива, бензина и солярки. Еще раз - восемь миллионов тонн, то есть около 11-13 миллионов литров. Ежедневно. И это - совсем не окончательные цифры, в реальности они еще и больше.
Бизнес хоть и хлопотный, попадающий сразу под несколько статей «Закона об исламских уголовных наказаниях Исламской Республики Иран» - но более чем выгодный.
Давайте посчитаем вместе. Официальная цена бензина в Иране сейчас составляет 7-8 центов за литр. В конечном пункте назначения - от Азербайджана до Турции, от Пакистана до Йемена - 1,2 доллара. Откинем накладные расходы, щедро откинем, по 20 центов с литра на логистику, охрану, взятки - и все равно чистая прибыль составляет почти доллар с литра, чуть не десять концов - по тем же официальным данным, которые нужно умножать в данном случае на полтора, 11-13 миллионов долларов в день. Четыре с небольшим миллиарда в год.
Естественно, что при таких оборотах в этом бизнесе задействованы очень важные люди из Тегерана. Министр нефти Ирана Биджан Зангане исключает миллионные объемы контрабанды, заявляя, что с точки зрения логистики ежедневно перевозить через границу попросту невозможно. Да, если речь о стихийной контрабанде, уделе «мелочи», индивидуалов, которые, к примеру, на своем горбу или личном ишаке тащат несколько канистр с бензином через ирано-пакистанскую границу.
Но 700 тысяч тонн контрабанды - это уже система, с участием чиновников и много кого еще и в самом Тегеране, и в провинциальных администрациях. В качестве подозреваемых по обвинениям в причастности к контрабанде топливом - к следствию за последние годы привлекали целый ряд должностных лиц Ирана, в том числе и начальника одного из управлений полиции. До суда не дошло ни одно из дел. Но вот что примечательно - как избирательная кампания, так соперники обвиняют друг друга в причастности к этому занятию. И обвиняемая сторона не бежит в суд с иском о «клевете и ущемлении достоинства», а предпочитает отвечать в приватном порядке, дескать, на себя посмотри, сам такой.
Но ситуация изменилась. Во главе судебной власти встал Ибрахим Раизи, которому совершенно безразлично, кто из организаторов контрабандных потоков топлива чей родственник в тегеранских элитах.
Перехваченное в воскресенье иракское судно - одна из жертв такого подхода и борьбы Раизи с устоявшейся системой контрабанды. Так что - эта история не про войну и не про желание Ирана обострить ситуацию в Ормузском проливе, это сугубо внутрииранские разбирательства.
Что косвенно подтвердил и бригадный генерал Корпуса стражей исламской революции Рамезан Зирахи, лично руководивший операцией по захвату контрабандного дизтоплива: «На первый взгляд может показаться, что ситуация в Персидском заливе движется к военному конфликту, но при более глубоком изучении ситуации мы видим, что шансы на такой конфликт становятся менее вероятными».
