Как Армении перестать беспокоиться и начать жить по горячим следам
После окончания войны в Нагорном Карабахе аналитики посолидней и комментаторы попроще раскладывают составные успеха Азербайджана и Турции, по-разному оценивают позицию России и единодушны в том, что Армения не имела шансов. Собственно, не имела она их, потому что безоглядно положилась на Россию, которая ей этих шансов не дала. А кроме как на Россию Армении положиться было не на кого, разве что на себя, но такой вариант никем не рассматривался.
Между тем самое интересное сейчас будет происходить именно в Армении и с Арменией.
Очевидно, что Николу Пашиняну придется понести политическую ответственность за военное поражение, и руководство страны каким-то образом изменится. Оно могло бы измениться прямо ночью в считаные часы после объявления о поражении, но протестующие премьера тогда не нашли и отыгрались на его рабочем кабинете. В то же время, справедливости ради, исход нынешнего противостояния вокруг Карабаха был бы таким же практически при любом другом лидере Армении.
Победы 90-х и включение Карабаха в национальный символический канон исключали любое движение в сторону урегулирования конфликта. Опыт Тер-Петросяна, которому пришлось подать в отставку в 1998 году, наглядный тому пример.
Пашинян подвинул карабахский клан от власти, но был не в состоянии изменить умонастроения подавляющего большинства армян, для которых патриотизм неотделим от убежденности в армянской принадлежности Нагорного Карабаха. Теперь это фундаментальное основание национальной идентичности подорвано. И если для Азербайджана потеря территории в конце прошлого века стала вызовом и отложенной надеждой, на приближение которой были положены огромные усилия и ресурсы, то нынешнее поражение Армении беспросветно, никакие варианты отыгрыша даже не просматриваются.
Иллюзии «Великой Армении» в последние десятилетия базировались на другой иллюзии – «Великой России», причем не только великой и могущественной, но и непременно «братской», то есть действующей из теплых чувств, порой даже вопреки прагматическим соображениям. Россия сильно сдала за годы нахождения под санкциями. По инерции она еще пытается контролировать ближайшие окрестности, но у нее все меньше возможностей делать это с позиции влиятельного патрона. В тех же случаях, когда зависимость страны полная, как в случае с Арменией, с ней не церемонятся и не стесняются демонстрировать голый расчет. Ссориться с Азербайджаном и Турцией из-за нее Кремль совершенно не собирается. Да, российское присутствие в регионе с размещением миротворческого контингента усиливается, но это те самые россияне, которые палец о палец не ударили, пока азербайджанские войска не вошли в Шушу, зафиксировав полный разгром. Характерно, как в Москве отреагировали на инцидент со сбитым вертолетом.
В противостоянии, которое Армения разгромно проиграла, она оказалась вообще без союзников. И Грузия, и Иран формально заняли нейтральную позицию, но в этом нейтралитете без труда считывалась симпатия к действиям азербайджанской армии. И теперь униженная Армения предоставлена сама себе в переживании случившейся трагедии. Ей предстоит пройти теперь все знаменитые стадии, которые наблюдаются у больных, которым сообщили неутешительный диагноз: отрицание, когда не верится, что случилось то, что случилось; гнев, обращенный на окружающих, виновных и безвинных; торг с судьбой в надежде, что обойдется; депрессия и, наконец, принятие. Сколько времени это у Армении займет и чего будет стране стоить осознание ее реального положения, никто сейчас не сможет предсказать.
Чтобы жить дальше, придется смириться с тем, что никакой Великой Армении уже больше не будет. Несмотря на все вековые обиды и горечь поражения, придется перестать рассчитывать на далекого северного партнера, который себе на уме, начать мучительно выстраивать взаимовыгодные отношения с нелюбимыми и нелюбящими соседями, по крохам возвращая давно потерянное доверие. Другого способа жить в мире еще никто не изобрел. Все прочие способы – не про жизнь, а про смерть. Этой осенью она собрала на Южном Кавказе огромный урожай. Очень хочется верить, что последний.
