Безоружные армянские и азербайджанские солдаты Карабахский дневник Эйнуллы Фатуллаева. Часть седьмая
С печалью покидаю Худавенг. Сильно давит самое тревожное для журналиста чувство незавершенности. Смогу ли, захочу ли снова вернуться в этот монастырь? В разрушенную служителями с дьявольским лицом Божью обитель? Всю ценную церковную утварь, начиная с колоколов и заканчивая уникальными средневековыми фресками вывезли в Эчмиадзин. От былой славы Худавенга остались голые кричащие стены, сияние албанской цивилизации над куполами подобно нимбу и скверные безмолвные армянские попы. Куда и зачем возвращаться? На горизонте стертого Кельбаджара стоит тень оскверненного монастыря. Я больше не оглядываюсь…
Азербайджанского солдата вывезли по армянскому коридору
- Куда ведет эта дорога? – спрашиваю азербайджанского офицера-психолога, сотрудника армейской службы замполитов. После кровопролитной и жестокой бойни в армии психологи на особом счету.
- В Агдере.
- Едем, - громогласно объявляю о своем решении.
И на подступах к Агдеринскому – бывшему Мардакертскому району упраздненной НКАО встречаем первый блокпост азербайджанской армии. В двадцати шагах стоят армяне. По законам российского миротворческого ноу-хау наши и армяне выходят на блокпосты безоружными.
- Ну как вы себя чувствуете на посту без стрелкового оружия? – подхожу с этим вопросом к крепкому солдату с недовольным выражением лица.
- Дискомфортно. Нам как-то не по себе, - и сразу же жалуется: - Они за этим постом, вот на той опушке патрулируют с оружием. И наши у казармы стоят с автоматами. А нам предписано стоять здесь без оружия. Хмммм…
Спустя считанные минуты к нам подходит командир местного взвода. И он безостановочно, но красочно, эмоционально и экспрессивно повествует о своих подвигах на полях недавней войны. Потом останавливается и вздыхая сокрушается: «Простите, вы, наверное, устали от моих рассказов. Просто не с кем разговаривать. В этой глуши не работают телефоны. Нет интернета. Нет газет, телевидения, радио… У нас недостаток общения. И вообще мы оторваны от жизни, не знаем, что происходит в мире. Только одна новость – почему-то закончилась война. А вы действительно журналисты?»
Прямой и несколько странный вопрос офицера смущает: «Как понять - действительно журналисты?»
Молодой худощавый офицер с бегающими глазками не скрывает своих подозрений: «Я не верю, что сюда могут пропустить журналистов. Вы, наверное, приехали под видом журналистов. Передайте, что у нас здесь все хорошо!» В представлении офицера журналистика – некое безграничное пространство, охватывающее и поля войны. А во время судьбоносных боев за Карабах он не встретил ни одного военного журналиста. Значит журналистам вход на фронт воспрещен. А мы – всего лишь представители высокой комиссии, нагрянувшей с проверкой под прикрытием журналистики…
Еще одна неожиданная новость. Демилитаризованный коридор Кельбаджар-Агдере открыт и для азербайджанских военнослужащих. Несколько дней назад тяжело раненного азербайджанского военнослужащего, который подорвался на мине, вывезли именно по этому коридору. Лед недоверия противостоящих войск, пусть и медленно, но начинает таять…
Наш автомобиль мчится по безжизненному пространству воскресающего Кельбаджара. Вокруг одни высокие горы сливаются с потемневшими от безвременья развалинами постсоветской поры.
Истису как отдушина солдата
Что еще может остановить нас в этом фантомном городе? Мы подъезжаем к одному из самых уникальных явлений на нашей планете – к всемирно известному целебному минеральному источнику Истису, история которого насчитывает 9 веков! Легендарный советский геолог академик Мирали Гашгай уверял, что кельбаджарские источники уникальны в своем роде, с ними несравнима даже всемирно известная целебная вода в Карловых Варах. Литр воды в Истису содержит 6.7 г минералов (фосфор, цинк, никель, литий, йод, бром, медь, магний, мышьяк, железо… и других химических элементов).
С 1928 года в Истису действовала лечебно-оздоровительная здравница, а в середине 80-х прошлого века были построены несколько санаториев и завод по сбору минеральной воды. Более того, в Истису был раскинут хорошо развитый инфраструктурный курортный район.
Что же произошло с одной из популярных в бывшем СССР курортных зон, которую ежегодно посещало свыше 50 тысяч туристов?! Армянская оккупационная власть и полевые карабахские олигархические командиры беспощадно разграбили и варварским образом уничтожили один из лучших курортов в мире. Камня на камне не оставили! А уникальная и бесценная вода утекает в песок. Ведь в год из каждого источника истекает свыше 600 миллионов литров целебной влаги. А в Истису находится 12 драгоценных источников.
Вандализм армянской оккупационной машины не поддается разумному объяснению и противоречит элементарному рационализму.
Зачем же надо было идти наперекор воли цивилизационного сообщества, терпеть удары и подвергать свое государство политическим рискам, бороться на протяжении долгих десятилетий за сохранение оккупационного режима над этими редчайшими и необычными ресурсами? Только лишь исходя из варварской страсти истребления всех достижений научно-технологического прогресса, цивилизационного прорыва и инфраструктурного развития? Ради чего? Мифической идеи «миацума» или грабительского накопления первичного олигархического капитала? Умом все это не понять, аршином прогрессивным не измерить!
Сегодня Истису - отдушина победивших в войне азербайджанских солдат. Герои войны вернули уникальный источник, превратив его в купальню. Вода бьет фонтаном со всех источников, стекает к подножьям холмов. Я с вершины смотрю, как солдаты купаются в одном из минеральных озер.
- Не холодно? Смотрите, простудитесь! – кричу с вершины, напугав резвящихся юношей.
- Что вы? Очень жарко! – отвечают хором солдаты.
Температура воды Истису достигает 60 градусов! Хочу умыться прямо у источника, но горячая вода обжигает пальцы и лицо. А мысли об Агдере не дают покоя: «Значит, по коридору из Кельбаджара в Агдере могут проследовать лишь военные?!»
Азербайджанский полковник повторяет известную мне истину: «Почему же? Наши войска вернули Мадагиз с Талышем. Это ведь тоже Агдере!»
Слова полковника напоминают бессмертные строки Владимира Высоцкого о дороге, которая ведет с покоренных вершин: «И спускаемся вниз с покорённых вершин, оставляя в горах, оставляя в горах своё сердце»…
Талыш – невоспетая мечта древних моголов
Увидеть Талыш и умереть! Признается вам каждый азербайджанский военнослужащий, когда-то увязший в холодной осенней липкой слякоти в Барамбадских лесах Агдере. Небеса посылали азербайджанцам эзотерические знаки – нас всегда разделяла с потерянной частью Родины символическая черта. Аракс, Худаферин, Омардаг, Худавенг… Парадоксально, но на протяжении 30 лет армянские и азербайджанские бастионы разделяла печально известная в нашей истории Гюлистанская крепость. Царский генерал Николай Федорович Ртищев в крепости села Гюлистан нынешнего Агдеринского района договорился с персидским министром Адбул-Хасан Ханом о разделе Азербайджана по середине реки Аракс.
Сейчас разделена и Гюлистанская крепость, как и само село, но между азербайджанскими и армянскими войсками. В период ожесточенных перманентных войн за Карабах сильно пострадала и эта жемчужина карабахской истории.
Село Талыш окружают пологие горы, покрытые лесами, а напротив раскинулось село Тап Каракоюнлу, основанное в девятнадцатом веке потомками знаменитого тюркского племени. Переселялись сюда тюрки с территории современной Армении, из села Горный Каракоюнлу. Отсюда открывается превосходный вид на подбрюшье Гюлистана - лысые горы и альпийские луга.
Но война превратила этот удивительный и хрупкий край с красивейшей природой и древней историей в неприглядные военные казармы, бастионы, равелины. Село Талыш справедливо называли северными воротами Карабаха. В апреле 2016 года азербайджанские войска приоткрыли эти двери, а после второй войны вошли в Карабах и через эту дверь.
С трудом перебираюсь по селу, барабанный дождь превратил землю в непреодолимое месиво. Среди пострадавших и разваленных домов во время непрекращающихся войн пытаюсь найти знаменитую советскую символику Талыша – огромный памятник серпа с молотом. Но азербайджанские солдаты, занявшие армянские военные казармы, уверяют, что памятник снес молниеносный артиллерийский удар наступающей армии.
А в центре села убегавшие армянские войска оставили для возвращающихся азербайджанских беженцев превосходный для захолустья новый квартал, построенный на деньги армянской диаспоры. Десятки одинаковых и безликих американских коттеджей, окруженных заброшенными старыми домами, вносят дисгармонию в окружающее пространство, нарушая дух кавказского индивидуализма. В глаза бросается что-то неуместное, искусственно привитое, как и сама сущность оккупационной армянской среды.
Поднимаюсь в сторону лесной дороги, и здесь григорианская церквушка позапрошлого столетия – самый ранний армянский след в Талыше. Как в самой Армении, так и в ширванской части Азербайджана встречаются идентичные названия сел - Талыш, хотя в середине прошлого века армянские власти переименовали село Талыш в Арус. На Южный Кавказ эта топонимика была привнесена моголами.
Дождь усиливает мрачную картину полуразрушенного села. «Дождь смывает и следы истории», - произношу вслух у часовни.
«Нам пора в Суговушан», - напоминает первый глава освобожденного от армян бывшего Мадагиза, уроженец этого карабахского поселка Халид Гурбанов.
От Елисея до Суговушана
Судьба дважды проявила немилость к 42-летнему Халиду Гурбанова. В первый раз, в 1989 году, в дом Гурбановых ворвались активисты движения «Крунк» и строго предупредили: «Собирайте вещи,и уходите прочь». 11-летний азербайджанский мальчик вместе с родителями, братьями и сестрами пешком покидал землю своих предков. Но после победоносного марша азербайджанских войск, освободивших Мадагиз летом 1992 года, который азербайджанцы по старой памяти предков со времен Панах-хана называли Суговушан, Гурбановым недолго пришлось обживать землю прадедов. Спустя год с лишним увлеченные политическим раздором азербайджанские войска отступили в Баку, открыв путь наступающей армянской армии. Гурбановым вместе с другими азербайджанцами во второй раз пришлось бежать в близлежащий Тертер из родного дома.
С грустью взирая со «Старушкиного моста» над крупнейшей рекой Карабаха – Тертером на свой дом в Мадагизе, Гурбанов вспоминает о днях минувших.
- А почему «Старушкин мост»?
- Издревле бытует легенда, что при строительстве этого моста в глинистые растворы извести добавляли куриные яйца. И эти яйца приносила местная мусульманка-старушка. Которая до конца своей жизни считала этот мост своей собственностью. Так и пошло название – Qarı körpüsü, «Старушкин мост».
Вокруг начались большие работы по благоустройству. Восстанавливают дома и дороги, прокладывают новый асфальт, власти вовсю готовятся к возвращению первых 19 семей беженцев из Мадагиза.
- Мы проводим скрупулезный отбор, - рассказывает Гурбанов. – Сюда вернутся уроженцы этого села. Пока мы насчитали всего 19 семей, изъявивших желание вернуться. Всех их я лично знаю.
- А армяне тоже вернутся? – спрашиваю в лоб нового главу поселка.
- Я очень хотел бы, чтобы и они вернулись. Ведь войну начинали и продолжали не простые люди, а боевики и политики, похоронившие надолго нашу мирную жизнь, – с сожалением признается Гурбанов.
Что же было раньше: Мадагиз или Суговушан? Задаюсь этим вопросом у родника карабахского хана, насчитывающего два столетия. И первые армянские могилы на старом кладбище датируются девятнадцатым столетием.
- В нашем поселке еще в советские времена стоял памятник в честь 150-летия переселения армян. Но в годы оккупации его снесли, как и в Мардакерте.
Тихим размеренным шагом под дождем и среди густого тумана подходим к старому району Суговушана, где и стоял пресловутый обелиск. Дожди смывают следы истории! Нас останавливают новоиспеченные местные полицейские. И убеждают не заходить глубоко в старый квартал – всюду мины! И снова чувствуется пламенное дыхание войны, весь Карабах во власти смертоносных мин и чудовищных призраков, объявших дивную волшебную природу. Восхитительный вид на сказочное Тертерское водохранилище, окаймленное живописными холмами, прогоняет все мысли о войне и насилии. Эта вода вернет жизнь в семь азербайджанских районов, над которыми навис дамоклов меч суровой засухи. Кажется, жизнь возвращается, она бежит вместе с живой водой, исцеляющей израненную ударами войны карабахскую землю.
И в этой чистой воде, как и в моем воображении, отражается помутневший образ возвышающегося среди скал на обочине села Елисейского монастыря, средневекового храма, названного в честь великомученика Елисея – первого проповедника христианства в Кавказской Албании.
Когда-то в одну из карабахских войн один из героев той забытой войны начала прошлого столетия, правнук карабахского хана, талантливый горный инженер, ставший первым министром внутренних дел первой Республики Бехбуд хан Джаваншир вступил в ожесточенную битву с армянскими дашнаками неподалеку от этой церкви. Джаваншир встал грудью на пути свирепых армянских головорезов, вознамерившихся изменить демографическую карту Карабаха. Его село неподалеку, в Гарагоюнлу, нет, не в том, что напротив Талыша, а в ближайшем Тертере. Потомки великого Кара-Юсифа - огузские тюрки исчисляют свою историю в Карабахе столетиями… Но и сегодня родина Джаваншира искромсана острым лезвием государственного терроризма.
Израненный орлиный Тертер
В дни кровопролитной войны Тертер стал именем нарицательным. Отождествлением высокого достоинства, непоколебимого бесстрашия, непререкаемой чести. И это не высокопарные слова, а поиск нужного слова, которое может описать героизм Тертерта. Тертер выстоял в первую войну и встал грудью во вторую бойню. Ибо страшные односторонние удары по мирному городу можно назвать безжалостным побоищем. Но Тертер не отступил ни на шаг. Неисцелимые раны в душе и глубокие царапины на лице города останутся еще надолго.
Это какой-то город-музей, живое воплощение вчерашней войны: всюду следы осколков, выпущенных по городу тысяч снарядов, бомб и ракет. Уму непостижимо – как же можно было выдержать такой ошеломляющий удар?!
«Я каждый день шла на работу. Потому что знала, что таким образом служу своему Отечеству в трудный час», - рассказывает сотрудница Азтелекома 50-летняя Кенюль Мамедова. Однако после возвращения домой с работы уставшая К.Мамедова обнаружила свою квартиру полностью разрушенной. Армянский снаряд залетел прямо в дом Мамедовой, которая в одночасье вместе с семьей потеряла последний кров. Но этот жестокий удар войны не сломил волевой дух сильной женщины. Кенюль ханум продолжала каждый день ходить на работу, обеспечивая связью прифронтовой район, чтобы потом вернуться и укрыться в бомбоубежище.
- Как же вы вынесли эти превратности жестокой войны? – вырывается из уст. А глаза женщины исторгают неизбывную печаль.
- Наши сердца согревали вот эти флаги – выражение нашей любви к Азербайджану и Турции, - ни один мускул не дрогнул на лице этой гордой женщины.
Люди не покидали свои дома. Их в буквальном смысле насильно эвакуировали в глубокий тыл. Масштабы разрушений в городе потрясают воображение. Тертер, как метко заметил помощник президента Азербайджана Хикмет Гаджиев, в первые дни войны, без преувеличения, превратился во второй Сталинград. Наш город-герой…
Храбрость и любовь к Отечеству 45-летнего Агиля Мамедова может лечь в основу лучшего художественного произведения о великой войне. Утром вражеский снаряд сравнял с лицом земли его дом. А вечером от его магазина осталась одна большая воронка. Другой на месте Агиля потерял бы жизненные ориентиры, сломался, впал в непреодолимую депрессию, но этот тертерский герой вместе с семьей, позабыв о потерях, развозил раненых по больницам. «Все можно вернуть в жизни, но только не поруганную честь и потерянную Родину», - утверждает Агиль, смахнув с глаз внезапно проступившие слезы. Это не слезы отчаяния, а слезы радости и гордости за Тертер, который они отстояли.
Справа унесенная "Градом" городская аптека. А в эту улицу стреляли "Смерчем". «Бог миловал, снаряд попал в воду. Но все равно удар страшной волны разнес несколько домов», - рассказывает старейшина Мамед киши.
Но главные бомбовые удары, ракетные обстрелы наносились по кварталу карабахских беженцев из Кельбаджара, Агдере, Лачина.
«Они хотели всех нас убить. Чтобы мы не могли вернуться на землю наших предков», - гневно говорит 82-летняя Самая ханум. Напасть какая! В 2018 году правительство с честью завершило реализацию особого проекта – обеспечили уютными и красивыми европейскими квартирами абсолютное большинство ютившихся в Тертере карабахских беженцев. «Так они и здесь нам жизни не дали», - говорят в унисон жители карабахских кварталов в изгнании.
На всех зданиях и домах остались жестокие следы безжалостный войны. Ударом ракеты снесло всю стену едва отстроенной музыкальной школы, украшенной символикой азербайджанского тара.
Я спрашиваю каждого второго встречного на своем пути: вернутся ли они на землю предков? Откажутся ли от благих условий? Этих роскошных квартир?
Искренне каюсь и признаюсь – ответы людей обескураживают. Карабахские азербайджанцы считают оставшиеся дни до исторического возвращения. «Увидеть бы, не помереть», - обращается с мольбой к Аллаху Самая ханум, протягивая руки к небесам.
- А что станет с этой красивой и уютной квартирой? Ведь в Кельбаджаре таких нет. Армяне все разрушили, - рассказываю бабушке о родине, которую она потеряла. Она с жадностью ухватывается за каждое слово, описание, упоминание того или иного села, родника, ручья, камешка…
«Пусть эти квартиры отдадут семьям погибших за Карабах. А я выбираю родные руины. Но в своем Кельбаджаре», - с невыносимой тоской произносит каждое слово бабушка, заново обретшая родину.
Во дворе стоят деревья, увешанные хурмой. Как в Гадруте. Протягиваю руку, чтобы сорвать манящую сочную кавказскую хурму. Но меня останавливает Самая ханум: «Армяне стреляли по городу отравленными бомбами. Не трогайте. В этом году нам запретили притрагиваться к фруктам».
Так и хочется закричать: за что, за что же вы отравили всю нашу жизнь, которая прошла под знаком карабахской войны!
(Продолжение следует)