Безоружные армянские и азербайджанские солдаты Карабахский дневник Эйнуллы Фатуллаева. Часть седьмая

Эйнулла Фатуллаев, Кельбаджар-Талыш-Суговушан-Тертер

С печалью покидаю Худавенг. Сильно давит самое тревожное для журналиста чувство незавершенности. Смогу ли, захочу ли снова вернуться в этот монастырь? В разрушенную служителями с дьявольским лицом Божью обитель? Всю ценную церковную утварь, начиная с колоколов и заканчивая уникальными средневековыми фресками вывезли в Эчмиадзин. От былой славы Худавенга остались голые кричащие стены, сияние албанской цивилизации над куполами подобно нимбу и скверные безмолвные армянские попы. Куда и зачем возвращаться? На горизонте стертого Кельбаджара стоит тень оскверненного монастыря. Я больше не оглядываюсь…

Азербайджанского солдата вывезли по армянскому коридору

- Куда ведет эта дорога? – спрашиваю азербайджанского офицера-психолога, сотрудника армейской службы замполитов. После кровопролитной и жестокой бойни в армии психологи на особом счету.

- В Агдере.

- Едем, - громогласно объявляю о своем решении.

И на подступах к Агдеринскому – бывшему Мардакертскому району упраздненной НКАО встречаем первый блокпост азербайджанской армии. В двадцати шагах стоят армяне. По законам российского миротворческого ноу-хау наши и армяне выходят на блокпосты безоружными.

Безоружные армянские солдаты в Агдеринском коридоре

- Ну как вы себя чувствуете на посту без стрелкового оружия? – подхожу с этим вопросом к крепкому солдату с недовольным выражением лица.

- Дискомфортно. Нам как-то не по себе, - и сразу же жалуется: - Они за этим постом, вот на той опушке патрулируют с оружием. И наши у казармы стоят с автоматами. А нам предписано стоять здесь без оружия. Хмммм…

Спустя считанные минуты к нам подходит командир местного взвода. И он безостановочно, но красочно, эмоционально и экспрессивно повествует о своих подвигах на полях недавней войны. Потом останавливается и вздыхая сокрушается: «Простите, вы, наверное, устали от моих рассказов. Просто не с кем разговаривать. В этой глуши не работают телефоны. Нет интернета. Нет газет, телевидения, радио… У нас недостаток общения. И вообще мы оторваны от жизни, не знаем, что происходит в мире. Только одна новость – почему-то закончилась война. А вы действительно журналисты?»

Прямой и несколько странный вопрос офицера смущает: «Как понять - действительно журналисты?»

Молодой худощавый офицер с бегающими глазками не скрывает своих подозрений: «Я не верю, что сюда могут пропустить журналистов. Вы, наверное, приехали под видом журналистов. Передайте, что у нас здесь все хорошо!» В представлении офицера журналистика – некое безграничное пространство, охватывающее и поля войны. А во время судьбоносных боев за Карабах он не встретил ни одного военного журналиста. Значит журналистам вход на фронт воспрещен. А мы – всего лишь представители высокой комиссии, нагрянувшей с проверкой под прикрытием журналистики…

Еще одна неожиданная новость. Демилитаризованный коридор Кельбаджар-Агдере открыт и для азербайджанских военнослужащих. Несколько дней назад тяжело раненного азербайджанского военнослужащего, который подорвался на мине, вывезли именно по этому коридору. Лед недоверия противостоящих войск, пусть и медленно, но начинает таять…

Наш автомобиль мчится по безжизненному пространству воскресающего Кельбаджара. Вокруг одни высокие горы сливаются с потемневшими от безвременья развалинами постсоветской поры.

А вот и легендарный курорт Истису... который превратили в руины

Истису как отдушина солдата

Что еще может остановить нас в этом фантомном городе? Мы подъезжаем к одному из самых уникальных явлений на нашей планете – к всемирно известному целебному минеральному источнику Истису, история которого насчитывает 9 веков! Легендарный советский геолог академик Мирали Гашгай уверял, что кельбаджарские источники уникальны в своем роде, с ними несравнима даже всемирно известная целебная вода в Карловых Варах. Литр воды в Истису содержит 6.7 г минералов (фосфор, цинк, никель, литий, йод, бром, медь, магний, мышьяк, железо… и других химических элементов).

С 1928 года в Истису действовала лечебно-оздоровительная здравница, а в середине 80-х прошлого века были построены несколько санаториев и завод по сбору минеральной воды. Более того, в Истису был раскинут хорошо развитый инфраструктурный курортный район.

Что же произошло с одной из популярных в бывшем СССР курортных зон, которую ежегодно посещало свыше 50 тысяч туристов?! Армянская оккупационная власть и полевые карабахские олигархические командиры беспощадно разграбили и варварским образом уничтожили один из лучших курортов в мире. Камня на камне не оставили! А уникальная и бесценная вода утекает в песок. Ведь в год из каждого источника истекает свыше 600 миллионов литров целебной влаги. А в Истису находится 12 драгоценных источников.

Вандализм армянской оккупационной машины не поддается разумному объяснению и противоречит элементарному рационализму.

Курортный центр Истису в середине 80-х годов

Зачем же надо было идти наперекор воли цивилизационного сообщества, терпеть удары и подвергать свое государство политическим рискам, бороться на протяжении долгих десятилетий за сохранение оккупационного режима над этими редчайшими и необычными ресурсами? Только лишь исходя из варварской страсти истребления всех достижений научно-технологического прогресса, цивилизационного прорыва и инфраструктурного развития? Ради чего? Мифической идеи «миацума» или грабительского накопления первичного олигархического капитала? Умом все это не понять, аршином прогрессивным не измерить!

Сегодня Истису - отдушина победивших в войне азербайджанских солдат. Герои войны вернули уникальный источник, превратив его в купальню. Вода бьет фонтаном со всех источников, стекает к подножьям холмов. Я с вершины смотрю, как солдаты купаются в одном из минеральных озер.

- Не холодно? Смотрите, простудитесь! – кричу с вершины, напугав резвящихся юношей.

- Что вы? Очень жарко! – отвечают хором солдаты.

Спустя несколько лет, в первые же годы армянской оккупации, был уничтожен лучший курортный центр в СССР

Температура воды Истису достигает 60 градусов! Хочу умыться прямо у источника, но горячая вода обжигает пальцы и лицо. А мысли об Агдере не дают покоя: «Значит, по коридору из Кельбаджара в Агдере могут проследовать лишь военные?!»

Азербайджанский полковник повторяет известную мне истину: «Почему же? Наши войска вернули Мадагиз с Талышем. Это ведь тоже Агдере!»

Слова полковника напоминают бессмертные строки Владимира Высоцкого о дороге, которая ведет с покоренных вершин: «И спускаемся вниз с покорённых вершин, оставляя в горах, оставляя в горах своё сердце»…

Талыш – невоспетая мечта древних моголов

Увидеть Талыш и умереть! Признается вам каждый азербайджанский военнослужащий, когда-то увязший в холодной осенней липкой слякоти в Барамбадских лесах Агдере. Небеса посылали азербайджанцам эзотерические знаки – нас всегда разделяла с потерянной частью Родины символическая черта. Аракс, Худаферин, Омардаг, Худавенг… Парадоксально, но на протяжении 30 лет армянские и азербайджанские бастионы разделяла печально известная в нашей истории Гюлистанская крепость. Царский генерал Николай Федорович Ртищев в крепости села Гюлистан нынешнего Агдеринского района договорился с персидским министром Адбул-Хасан Ханом о разделе Азербайджана по середине реки Аракс.

Гюлистанскую крепость добили последние армяно-азербайджанские войны

Сейчас разделена и Гюлистанская крепость, как и само село, но между азербайджанскими и армянскими войсками. В период ожесточенных перманентных войн за Карабах сильно пострадала и эта жемчужина карабахской истории.

Село Талыш окружают пологие горы, покрытые лесами, а напротив раскинулось село Тап Каракоюнлу, основанное в девятнадцатом веке потомками знаменитого тюркского племени. Переселялись сюда тюрки с территории современной Армении, из села Горный Каракоюнлу. Отсюда открывается превосходный вид на подбрюшье Гюлистана - лысые горы и альпийские луга.

Но война превратила этот удивительный и хрупкий край с красивейшей природой и древней историей в неприглядные военные казармы, бастионы, равелины. Село Талыш справедливо называли северными воротами Карабаха. В апреле 2016 года азербайджанские войска приоткрыли эти двери, а после второй войны вошли в Карабах и через эту дверь.

Тот самый вожделенный для азербайджанского солдата в Агдере - Талыш

С трудом перебираюсь по селу, барабанный дождь превратил землю в непреодолимое месиво. Среди пострадавших и разваленных домов во время непрекращающихся войн пытаюсь найти знаменитую советскую символику Талыша – огромный памятник серпа с молотом. Но азербайджанские солдаты, занявшие армянские военные казармы, уверяют, что памятник снес молниеносный артиллерийский удар наступающей армии.

А в центре села убегавшие армянские войска оставили для возвращающихся азербайджанских беженцев превосходный для захолустья новый квартал, построенный на деньги армянской диаспоры. Десятки одинаковых и безликих американских коттеджей, окруженных заброшенными старыми домами, вносят дисгармонию в окружающее пространство, нарушая дух кавказского индивидуализма. В глаза бросается что-то неуместное, искусственно привитое, как и сама сущность оккупационной армянской среды.

Где Талыш, где техасские коттеджи...

Поднимаюсь в сторону лесной дороги, и здесь григорианская церквушка позапрошлого столетия – самый ранний армянский след в Талыше. Как в самой Армении, так и в ширванской части Азербайджана встречаются идентичные названия сел - Талыш, хотя в середине прошлого века армянские власти переименовали село Талыш в Арус. На Южный Кавказ эта топонимика была привнесена моголами.

Дождь усиливает мрачную картину полуразрушенного села. «Дождь смывает и следы истории», - произношу вслух у часовни.

«Нам пора в Суговушан», - напоминает первый глава освобожденного от армян бывшего Мадагиза, уроженец этого карабахского поселка Халид Гурбанов.

От Елисея до Суговушана

Судьба дважды проявила немилость к 42-летнему Халиду Гурбанова. В первый раз, в 1989 году, в дом Гурбановых ворвались активисты движения «Крунк» и строго предупредили: «Собирайте вещи,и уходите прочь». 11-летний азербайджанский мальчик вместе с родителями, братьями и сестрами пешком покидал землю своих предков. Но после победоносного марша азербайджанских войск, освободивших Мадагиз летом 1992 года, который азербайджанцы по старой памяти предков со времен Панах-хана называли Суговушан, Гурбановым недолго пришлось обживать землю прадедов. Спустя год с лишним увлеченные политическим раздором азербайджанские войска отступили в Баку, открыв путь наступающей армянской армии. Гурбановым вместе с другими азербайджанцами во второй раз пришлось бежать в близлежащий Тертер из родного дома.

С грустью взирая со «Старушкиного моста» над крупнейшей рекой Карабаха – Тертером на свой дом в Мадагизе, Гурбанов вспоминает о днях минувших.

Халид Гурбанов на "Старушкином мосту" о днях минувших

- А почему «Старушкин мост»?

- Издревле бытует легенда, что при строительстве этого моста в глинистые растворы извести добавляли куриные яйца. И эти яйца приносила местная мусульманка-старушка. Которая до конца своей жизни считала этот мост своей собственностью. Так и пошло название – Qarı körpüsü, «Старушкин мост».

Вокруг начались большие работы по благоустройству. Восстанавливают дома и дороги, прокладывают новый асфальт, власти вовсю готовятся к возвращению первых 19 семей беженцев из Мадагиза.

- Мы проводим скрупулезный отбор, - рассказывает Гурбанов. – Сюда вернутся уроженцы этого села. Пока мы насчитали всего 19 семей, изъявивших желание вернуться. Всех их я лично знаю.

- А армяне тоже вернутся? – спрашиваю в лоб нового главу поселка.

- Я очень хотел бы, чтобы и они вернулись. Ведь войну начинали и продолжали не простые люди, а боевики и политики, похоронившие надолго нашу мирную жизнь, – с сожалением признается Гурбанов.

Большая стройка в Суговушане
Все готово к возвращению азербайджанцев

Что же было раньше: Мадагиз или Суговушан? Задаюсь этим вопросом у родника карабахского хана, насчитывающего два столетия. И первые армянские могилы на старом кладбище датируются девятнадцатым столетием.

- В нашем поселке еще в советские времена стоял памятник в честь 150-летия переселения армян. Но в годы оккупации его снесли, как и в Мардакерте.

Тихим размеренным шагом под дождем и среди густого тумана подходим к старому району Суговушана, где и стоял пресловутый обелиск. Дожди смывают следы истории! Нас останавливают новоиспеченные местные полицейские. И убеждают не заходить глубоко в старый квартал – всюду мины! И снова чувствуется пламенное дыхание войны, весь Карабах во власти смертоносных мин и чудовищных призраков, объявших дивную волшебную природу. Восхитительный вид на сказочное Тертерское водохранилище, окаймленное живописными холмами, прогоняет все мысли о войне и насилии. Эта вода вернет жизнь в семь азербайджанских районов, над которыми навис дамоклов меч суровой засухи. Кажется, жизнь возвращается, она бежит вместе с живой водой, исцеляющей израненную ударами войны карабахскую землю.

И в этой чистой воде, как и в моем воображении, отражается помутневший образ возвышающегося среди скал на обочине села Елисейского монастыря, средневекового храма, названного в честь великомученика Елисея – первого проповедника христианства в Кавказской Албании.

Старые камни расскажут о невидимых следах истории, размытой дождем

Когда-то в одну из карабахских войн один из героев той забытой войны начала прошлого столетия, правнук карабахского хана, талантливый горный инженер, ставший первым министром внутренних дел первой Республики Бехбуд хан Джаваншир вступил в ожесточенную битву с армянскими дашнаками неподалеку от этой церкви. Джаваншир встал грудью на пути свирепых армянских головорезов, вознамерившихся изменить демографическую карту Карабаха. Его село неподалеку, в Гарагоюнлу, нет, не в том, что напротив Талыша, а в ближайшем Тертере. Потомки великого Кара-Юсифа - огузские тюрки исчисляют свою историю в Карабахе столетиями… Но и сегодня родина Джаваншира искромсана острым лезвием государственного терроризма.

Израненный орлиный Тертер

В дни кровопролитной войны Тертер стал именем нарицательным. Отождествлением высокого достоинства, непоколебимого бесстрашия, непререкаемой чести. И это не высокопарные слова, а поиск нужного слова, которое может описать героизм Тертерта. Тертер выстоял в первую войну и встал грудью во вторую бойню. Ибо страшные односторонние удары по мирному городу можно назвать безжалостным побоищем. Но Тертер не отступил ни на шаг. Неисцелимые раны в душе и глубокие царапины на лице города останутся еще надолго.

Это какой-то город-музей, живое воплощение вчерашней войны: всюду следы осколков, выпущенных по городу тысяч снарядов, бомб и ракет. Уму непостижимо – как же можно было выдержать такой ошеломляющий удар?!

Кенюль Мамедова с высоко поднятой головой

«Я каждый день шла на работу. Потому что знала, что таким образом служу своему Отечеству в трудный час», - рассказывает сотрудница Азтелекома 50-летняя Кенюль Мамедова. Однако после возвращения домой с работы уставшая К.Мамедова обнаружила свою квартиру полностью разрушенной. Армянский снаряд залетел прямо в дом Мамедовой, которая в одночасье вместе с семьей потеряла последний кров. Но этот жестокий удар войны не сломил волевой дух сильной женщины. Кенюль ханум продолжала каждый день ходить на работу, обеспечивая связью прифронтовой район, чтобы потом вернуться и укрыться в бомбоубежище.

Снаряд разнес квартиру в прах

- Как же вы вынесли эти превратности жестокой войны? – вырывается из уст. А глаза женщины исторгают неизбывную печаль.

- Наши сердца согревали вот эти флаги – выражение нашей любви к Азербайджану и Турции, - ни один мускул не дрогнул на лице этой гордой женщины.

Люди не покидали свои дома. Их в буквальном смысле насильно эвакуировали в глубокий тыл. Масштабы разрушений в городе потрясают воображение. Тертер, как метко заметил помощник президента Азербайджана Хикмет Гаджиев, в первые дни войны, без преувеличения, превратился во второй Сталинград. Наш город-герой…

Их сердца согревали флаги Азербайджана и Турции

Храбрость и любовь к Отечеству 45-летнего Агиля Мамедова может лечь в основу лучшего художественного произведения о великой войне. Утром вражеский снаряд сравнял с лицом земли его дом. А вечером от его магазина осталась одна большая воронка. Другой на месте Агиля потерял бы жизненные ориентиры, сломался, впал в непреодолимую депрессию, но этот тертерский герой вместе с семьей, позабыв о потерях, развозил раненых по больницам. «Все можно вернуть в жизни, но только не поруганную честь и потерянную Родину», - утверждает Агиль, смахнув с глаз внезапно проступившие слезы. Это не слезы отчаяния, а слезы радости и гордости за Тертер, который они отстояли.

Справа унесенная "Градом" городская аптека. А в эту улицу стреляли "Смерчем". «Бог миловал, снаряд попал в воду. Но все равно удар страшной волны разнес несколько домов», - рассказывает старейшина Мамед киши.

Но главные бомбовые удары, ракетные обстрелы наносились по кварталу карабахских беженцев из Кельбаджара, Агдере, Лачина.

Утром Агиль потерял магазин
А вечером, вернувшись домой, не нашел своего дома

«Они хотели всех нас убить. Чтобы мы не могли вернуться на землю наших предков», - гневно говорит 82-летняя Самая ханум. Напасть какая! В 2018 году правительство с честью завершило реализацию особого проекта – обеспечили уютными и красивыми европейскими квартирами абсолютное большинство ютившихся в Тертере карабахских беженцев. «Так они и здесь нам жизни не дали», - говорят в унисон жители карабахских кварталов в изгнании.

На всех зданиях и домах остались жестокие следы безжалостный войны. Ударом ракеты снесло всю стену едва отстроенной музыкальной школы, украшенной символикой азербайджанского тара.

Я спрашиваю каждого второго встречного на своем пути: вернутся ли они на землю предков? Откажутся ли от благих условий? Этих роскошных квартир?

Искренне каюсь и признаюсь – ответы людей обескураживают. Карабахские азербайджанцы считают оставшиеся дни до исторического возвращения. «Увидеть бы, не помереть», - обращается с мольбой к Аллаху Самая ханум, протягивая руки к небесам.

- А что станет с этой красивой и уютной квартирой? Ведь в Кельбаджаре таких нет. Армяне все разрушили, - рассказываю бабушке о родине, которую она потеряла. Она с жадностью ухватывается за каждое слово, описание, упоминание того или иного села, родника, ручья, камешка…

Карабахских азербайджанцев расстреляли и в Тертере

«Пусть эти квартиры отдадут семьям погибших за Карабах. А я выбираю родные руины. Но в своем Кельбаджаре», - с невыносимой тоской произносит каждое слово бабушка, заново обретшая родину.

Во дворе стоят деревья, увешанные хурмой. Как в Гадруте. Протягиваю руку, чтобы сорвать манящую сочную кавказскую хурму. Но меня останавливает Самая ханум: «Армяне стреляли по городу отравленными бомбами. Не трогайте. В этом году нам запретили притрагиваться к фруктам».

Так и хочется закричать: за что, за что же вы отравили всю нашу жизнь, которая прошла под знаком карабахской войны!

(Продолжение следует)