Роухани может сменить новый Ахмединежад наша аналитика
Прошедший в Иране в конце апреля второй тур выборов в парламент практически не принес изменений в уже определившемся раскладе сил между «реформаторами», «независимыми» и «консерваторами».
Первые еще продолжают твердить о какой-то своей победе, близкие к администрации президента Хасана Рухани эксперты еще продолжают на страницах газет жонглировать процентами проголосовавших – но все это имеет мало отношения к реальным настроениям иранцев, у которых надежды сменяются все большим разочарованием.

Совсем немного времени осталось до третьей годовщины прихода к власти Хасана Рухани и его «команды прагматиков». В пропрезидентской прессе рекламируются цифры снижения инфляции, но на сегодняшний день это единственный, да и то – достаточно сомнительный экономический успех исполнительной власти Исламской республики. Изменилось ли качество жизни на самом деле, принесли ли достигнутые в Вене соглашения реальное оживление в иранскую экономику? Вот два главных вопроса обывателя, проживающего не в столице страны. И на оба этих вопроса ответ у него отрицательный. Что, кстати, подтверждает и статистика.
Рухани и консолидировавшиеся вокруг него «реформаторы», при всей неоднозначности данного термина применительно к политической жизни Ирана, до сих пор не поняли всей зыбкости и относительности их успеха на парламентских выборах. Ту «победу», о которой они любят говорить, им принесло голосование в столице. Что вполне объяснимо, поскольку именно ее, столицы, население выиграло от экономических новаций президентской администрации. За период пребывания Рухани в президентском кресле доходы на душу населения в Тегеране увеличились на 8,5%. В остальных же городах они сократились на 5,4%. Еще хуже дела обстоят в сельских районах, где доходы на душу населения откатились на 13,8%. Более того, более миллиона иранцев, проживающих в сельской местности, за годы президентства Рухани пополнили число тех в стране, чьи доходы ниже черты бедности.

Богатые – богатеют, бедные – опускаются все ниже
Парадокс, но в последний президентский срок предшественника Рухани, Махмуда Ахмадинежада, на пике санкционного режима уровень бедности в Иране снижался. Объяснение здесь достаточно простое – дотации населению, дотации и еще раз дотации. Критики бывшего президента ставили ему это в вину, говорили об огромной нагрузке на бюджет. И придя к власти, естественно, сразу начали их сокращать. Последний секвестр социального пакета состоялся в начале апреля и затронул сразу 24 миллиона иранцев, в первую очередь – госслужащих, представителей военизированных формирований и вооруженных сил. Сумма вроде бы и незначительная, 12 долларов в месяц на человека, но для многих домохозяйств, да еще и при существующем в Иране уровне цен на товары эконом-класса – вполне существенная.
Что интересно, проправительственные СМИ обвинили в отмене субсидии… парламентский блок «консерваторов», дескать, столь коварным образом они нанесли ущерб репутации президентской команде. Однако сами же «реформаторы» за восстановление этих выплат бороться не спешат, признавая, что отмена дотаций для населения – дело крайне необходимое, и модернизация экономики Ирана без облегчения бюджета от социальных расходов попросту невозможна.
Итог всех этих манипуляций – увеличивающееся социальное расслоение. Если в последние годы президентского срока Ахмадинежада коэффициент Джини - количественный показатель, показывающий степень неравенства различных вариантов распределения доходов – сократился с 41,5 в 2008-ом до 37,4 в 2012-ом, то сегодня наблюдатели отмечают обратный процесс – его рост за два года правления Рухани до 38,8 пункта. Богатые – богатеют, бедные… не просто беднеют, но и численность их увеличивается. «Получается, что социальная политика Ахмадинежада с точки зрения принципов социальной справедливости и ценностей Исламской революции была более рациональна, чем действия нынешнего кабинета прагматиков?», - задает себе сегодня вопрос иранский обыватель.

Ответ в том, что является приоритетом в экономике для нынешней президентской администрации. Министры продавливают решения о крупных субсидиях для частных нефтехимических компаний, пишут открытое письмо президенту о необходимости государственной поддержки фондового рынка. Они же - протаскивают решения о господдержке отечественного автопрома (упорно бойкотируемого иранцами из-за низкого качества продукции) и лоббируют передачу закупаемых во Франции лайнеров Airbus компании-авиаперевозчику Homa, которая вскоре будет приватизирована.
В этом списке ежедневных дел иранского кабинета министров напрочь отсутствует такая проблема, как обнищание население, сокращение доходов домохозяйств и другие социальные проблемы. Субсидии на поддержку высококачественной системы высшего образования и увеличение доступности медицинских услуг также подверглись сокращению. В итоге единственными секторами, куда государство готово инвестировать, оказываются фондовый рынок, автопром и нефтехимия.
С одной стороны, они никак не тянут на «локомотивы» экономики, поскольку даже в том же автопроме на достижение уровня, когда Иран входил в тройку лидеров продаж своих автомобилей на Ближнем Востоке, требуется не менее пяти-семи лет. С другой – краткость списка секторов, поддержка которых признана кабинетом министров «рациональной», прекрасно иллюстрирует победные реляции официальных СМИ, рапортующих о начинающемся подъеме экономики, и сюжеты, когда обитатели серных (элитных) районов Тегерана рассказывают об успехах бизнеса.
Последствия разочарований и утраты надежды иранцами
Специфика Исламской республики заключается еще и в том, что отменяемые правительством социальные дотации воспринимались большинством населения не просто как помощь от государства, а как их доля от богатств страны. И то, что сейчас они оказываются за чертой бедности, лишаются качественного питания, здравоохранения и образования – воспринимается ими как вопиющая несправедливость.
Разговоры о неких реформах, споры о доступе к социальным сетям и блокирование Google – не имеют для них никакого значения, как и не имеют значения дискуссии «консерваторов» и «реформаторов» о границах идеалов Исламской революции. Простой иранец, живущий не в столице, видит, что доходы его семьи сокращаются. Молодежь из провинции видит, что социальные лифты для нее закрываются. Безработица, практически не уменьшившаяся после снятия санкций, ставит жирную точку на достижениях Рухани типа подписания Венских соглашений.
Нынешний президент и его министры практически один в один повторяют ошибки той «либерализации» экс-президента Хатами, которые привели страну к экономическому коллапсу, всплеску сепаратизма и другим негативным явлениям. Связанные с избранием Рухани надежды большинства иранцев не продержались даже одного его срока. С чем нынешние «реформаторы» собираются выходить к населению на предстоящие президентские выборы в 2017 году – большая загадка. Сделают ставку на голосование в Тегеране? Весьма сомнительный расчет, да и не сможет он оправдаться, потому как рост доходов в столице – это, по большому счету, «средняя температура по больнице», ведь коэффициент Джини затрагивает и местные домохозяйства, пусть и не так заметно, как в целом по стране.
Единственный выход – кредиты, пусть на невыгодных условиях, но позволяющие «залить» нарастающее социальное недовольство деньгами. Но первый вопрос в том, позволит ли их брать негативно настроенная к Рухани, и весьма влиятельная в парламенте группировка «консерваторов»?

Второй вопрос в том, кто их даст и под какие политические обязательства? Если иранский президент попробует искать займы на Западе – то он сильно рискует вызвать недовольство Верховного лидера, который, напомню, может отстранить президента от должности даже без объяснения причин. Вполне реальны китайские кредиты, но здесь администрация Рухани ведет такую «тонкую игру», что уже сама запуталась – договора с Пекином подписаны, но с их реализацией Тегеран не торопится, пытаясь сторговаться с Нью-Дели. А время новых выборов между тем неумолимо приближается.
Социально-экономический кризис в Иране, будем называть вещи своими именами, никак не проходит. До конца президентских полномочий Рухани и его «кабинета прагматиков» остается пятнадцать месяцев. И если за это время не будет найдено решение, как из этого самого кризиса выйти – то не нужно быть экстрасенсом, чтобы с уверенностью предсказать приход к власти фигуры, схожей с Ахмадинежадом – более жесткой на внешнеполитической арене и более внимательной к социальным нуждам большинства иранцев.