Армянские солдаты заслонили собой Агдере Карабахский дневник Эйнуллы Фатуллаева. Часть Восьмая, все еще актуально

Эйнулла Фатуллаев, Агдам-Паправенд-Гызыл Кенгерли-Моллалар-Алимадатли-Бойахмедли-Алиагалы

Сталинградцев XXI века - стойких карабахских азербайджанцев в несломленном Тертере обстреливали из артиллерии с окаянных Паправендских высот.

Еще со времен первой карабахской войны слово Паправенд стало для меня каким-то проклятым. И не только потому, что это северное село Агдамского района, сопредельное с райцентром Агдере, десятки раз переходило из рук в руки. Вся хроника первой карабахской войны слилась воедино с образом азербайджанского Левитана начала 90-х годов - Шамистана Ализаманлы, ежедневно повествовавшего о драме, трагедии и сценическом искусстве на карабахском театре боевых действий. И подростком мне запомнилось одно ужасающее слово – Паправенд. Чем-то мрачным, пугающим, безнадежным веяло от этого названия. Может, довлело понимание простой военной истины о значимости Паправендского коридора между Мардакертом и Агдамом.

Мрачное, пугающе безнадежное над Паправендом... и в слове этом

Армянский солдат, смотри в бинокль

Паправенд – это ключи от ворот этих двух городов. И я еще раз это осознал - наглядно, воочию, миновав село, оказавшись в двух шагах от заселенного армянами советского поселка Мардакерт, который при царе Николае и президенте Эльчибее называли Агдере – «Белое ущелье».

С Паправенда открывается изумительный панорамный вид на это загадочное «Белое ущелье». С крайней точки Паправенда можно не прищуриваясь, не вглядываясь разглядеть все части поселка. Ценители и мистификаторы истории – армянские ученые и политики старательно обходят недавнее прошлое двух разросшихся в период советской власти в города карабахских сел – Степанакерта и Мардакерта. Древняя армянская история Ханкенди и Агдере начинается с белой страницы советизации края. Ведь не было городов, были всего лишь две равнинные деревни, которые постепенно заселялись армянским населением.

Стою на выезде из села Паправенд. А внизу в долине Агдере. Прекрасный круговой обзор искажают силуэты нескольких армянских солдат на блокпосту у въезда в город. Конечно же, до армянского поста стоит взвод Национальной армии Азербайджана. Солдаты в полной боевой экипировке, что меня несколько удивляет. Ведь на границе Кельбаджара с Агдере стоят безоружные солдаты. А здесь все еще горячо, по-прежнему мерещится запах войны.

Армянские солдаты, а за ними "Белое ущелье"

Из поселка в азербайджанскую часть проезжает вереница грузовых автомобилей российских миротворцев. В кабинке командирского российского грузовика рядом с водителем сидит элегантная русская женщина в униформе российского офицера. Машу рукой, а сердце замирает!..

На этом тревожном участке остывшей войны все еще тревожно. В двух шагах райцентр одного из крупных карабахских районов.

- Есть контакт с противной стороной? – спрашиваю удивленного нашим появлением недоумевающего азербайджанского солдата.

- С ними общается только командирский состав. А вы кто?

- Мы? Журналисты! – мой ответ пуще прежнего ошарашивает юношу. До нас здесь кроме солдат никого не было.

Один из армянских солдат пристально разглядывает меня в бинокль. «Хорошо, что не в оптическое снайперское стекло», - успокаивает меня внутренний голос.

Тогда был Амазасп, сейчас Кочарян

Вот уже второй век на этой земле продолжается война. Ровно 115 лет назад впоследствии выдающийся азербайджанский писатель Мамед Саид Ордубади работал репортером в этом же селе Паправенд, описывая перипетии одного из первых армяно-азербайджанских столкновений. Репортерская хроника Ордубади, в том числе и из Паправенда, вошла в основу его блестящей публицистики - «Кровавые годы». Что изменилось с тех незапамятных времен, фатальных кровавых столкновений между армянами и кавказскими тюрками? Перелистывая страницы репортерской хроники Ордубади от 1906 года, осознаешь главную истину: характер событий не изменился. Такая же непреодолимая пропасть между высотой Паправенда и ущельем Агдере. И в 1906 году, как и столетие спустя, 400 жителей Паправенда легли плашмя, но не сдали село, не пропустили захватчика. Разве что изменились имена. Тогда был Амазасп, сто лет спустя Кочарян.

Паправенд в период первой карабахской войны бился до конца, до последней капли крови, и кочаряновской клике удалось сломить дух сопротивления, опустошить и разграбить азербайджанское село в период кульминационной борьбы за власть в Баку в июне 1993 года. Идущий к вожделенной власти мятежный полковник оголил агдамскую линию обороны. И бросил на произвол судьбы шесть сел северного Агдама, что и предопределило вначале падение находившегося в руках азербайджанской армии Агдере, а затем и самого Агдама. У кого коридор, у того и контроль над двумя городами.

Вот почему главным камнем преткновения после заключения Московского соглашения стала судьба этих шести сел: Паправенда, Моллалар, Алиагалы, Гызыл Кенгерли, Алимадатлы и Бойахмедли. В основу заложенного Путиным, Алиевым и Пашиняном Московского процесса вошел принцип реанимации советского территориально-административного деления. В советское время, до правления НФА, эти шесть сел входили в состав Агдамского района, что и обусловило закономерное возвращение этого стратегического коридора в состав Азербайджана. Оккупационная администрация понимала всю значимость этого естественного соединительного звена - Агдере с Агдамом. И поэтому, в отличие от других разграбленных, но не освоенных территорий, активно заселяла именно эти шесть сел. Сразу же после подписания Московского соглашения судьба этих сел повисла на волоске. Но Армения, принесшая на ганзасарский алтарь тысячи жертв войны, под грузом обязательств и ответственности вынуждена была все же отступить.

В конце ноября заселявшие на протяжении четверти века эти села пришлые армяне ушли, оставив после себя разруху, обломки и сожженные дома.

Заросшая кустарником стертая история

Еще век назад в одном из своих репортажей, изображая художественную красоту этих мест, Мамед Саид Орудубади писал, что трудно было заметить в Паправенде, утопающем в зелени и цветах, крыши немногочисленных домов. Но сегодня в селе не осталось ни деревца, ни кустика, которые могли бы скрыть страшные, преступные следы истребления и разорения. И даже не подступиться к руинам, обставленным минами.

Вдоль дороги к Агдере, словно немые угрюмые свидетели тысячелетней истории, из обугленной земли выступают вековые согнутые, грозные и зловещие надгробные камни.

Зловещие камни проступают на нашем пути

Здесь нет ни одного следа армянской истории. Ни одной часовни или хачкара. Но всюду проглядывают изувеченные армянами памятники средневековой исламской цивилизации…

Часами ищу по всему Паправенду ветхий средневековый Мавзолей из белого камня. Усилия мои тщетны. Единственные мои собеседники – военнослужащие и полицейские беспомощны в поисках исчезнувшей истории. В тысячный раз наталкиваюсь на набившее оскомину предупреждение: «Не ходите в поля, земля усеяна минами». Вот издалека видно известное Паправендское святилище в каменной ограде. Где-то должен быть и Мавзолей. Еще в советское время, археологи обнаружили в селе и курганы, относящиеся к эпохе бронзового века.

Легендарный Мавзолей из белого камня

Удача нашла меня. Ибо я нашел знаменитую «Безголовую мечеть» («Başsız Məscid”), построенную в XVIII веке. При строительстве применялся красный кирпич, что отвечало новому веянию архитектуры того времени в регионе. От Барды до Агдама в строительстве применялся красный кирпич.

Легенда гласит, что воздвигнутая мечеть вызвала критику духовенства. И в последний миг строители отказались от мысли завершить работу. Так и не установили купол мечети. С тех пор в народе эту мечеть стали называть «безголовой». До армянской оккупации стояли четыре стены. Сейчас осталась всего одна.

Не могу найти тюрбе Шейх Нигяр, Шейха Мириш аги, Гара Пирима...

Уцелевшая стена "Мечети без головы"

Как построить мирный дом с карабахскими армянами?

В Карабахе быстро темнеет. Жизнь – коротка, а в Карабахе еще короче. Жизнь в мрачных садах, выкорчеванных войнами, потеряла очевидный смысл. Ибо здесь правят смерть и обездоленность… Синеют за окнами машины сумерки, а в сердце заползает беспричинная и смутная тревога.

Заезжаем в пустынное село Алиагалы. Бросается в глаза несгоревшая рукописная надпись на уцелевшей стене рухнувшего дома: «Аптека». Жизнь замерла. В нескольких километрах можно найти что-то похожее на жизнь, но это уже недоступный Аскеранский район Карабаха. У канавы в конце села стоят два дома. Опустошенный и разграбленный в начале 90-х годов азербайджанский дом. И построенный новый для пришлого армянина. Новый, пригодный для жизни, напротив разрушенного и оставленного сбежавшими людьми. Намедни оставил свой новый дом и ушел из села армянин. Мы не должны допустить, чтобы светлый армянский дом превратился в такую же руину соседнего азербайджанского. Это и есть теория паправендского ключа к Агдере. Нам надо научиться вместе с карабахскими армянами строить дома, а не разрушать. Только в таком светлом и чистом доме можно построить новый Карабах

Одни ворота, но два дома - две судьбы, два мира

Запутавшись в своих философских мыслях, настигаю по пути двух азербайджанских солдат. Ведь надо еще дойти до следующего села Бойахмедли.

- Как вы здесь? Армяне не стреляют? – учтиво спрашиваю первых встречных на своем пути.

- Обычно нет. Но вчера была перестрелка, - отвечает один из ребят.

- В вас стреляли? – недоуменно спрашиваю.

- Нет, стрельба была впереди.

- Чем кормят? Довольны продовольственным обеспечением? – спрашиваю прямо, пытаясь докопаться до истины. Но всем своим видом солдаты показывают, что не испытывают недостатка. Один из них призван из Газахского района, другой из Лерика.

Один из Газаха, другой из Лерика... Карабах объединил нас всех

Открывается превосходный вид на Агдамский карьер. «Знаете, как в народе называют этот карьер? Карьер Гасыма!» - рассказывает местный полицейский. «А я думал «Генерала песчаных карьер», - шутливо отвечаю, но не встречаю понимания собеседника. Так этот же полицейский – один из типичных представителей пелевинского поколения «П». А они Жоржа Амаду не читали!..

Реплика об агдамском «Карьере Гасыме» унесла меня к почти забытым временам – эпохе ураганных 90-х. Один из богатейших представителей плеяды «красного директората» - Гасым Керимов некогда являлся «владельцем» этого каменного карьера. А перестройка открыла советским нуворишам путь в большую политику. И «карьер Гасым», как его называли по всему Азербайджану, выбрал карьеру депутата парламента. В 1993 году, после оккупации Агдама, Гасым Керимов скоропостижно скончался. Люди добрые чтили память человека, чье сердце не смирилось с утерей родины. А злые языки, которые страшнее пистолетов, уверяли, что Г.Керимов замуровал золотые слитки в стенах собственного дома в Агдаме. И весть о падении города стала настолько неожиданной, что владелец карьера не успел спасти нажитое непосильным трудом… Прошло 27 лет, и новое поколение, не подозревающее о существовании кинорежиссера Холла Бартлетта и даже Жоржа Амаду, наслышано о величии «карьера Гасыма»…

Карьер, прославивший Гасыма

В гостях у разведчика

Вот мы и доехали до села Бойахмедли. Сразу же после падения этого азербайджанского села здесь расположились покорители Паправендских гор – артиллеристы. Спустя четверть столетия армянские артиллеристы оставили свои казармы своим визави – азербайджанскому артиллерийскому дивизиону. В селе не осталось следов жизни. Военщина превратила мир в прах. Ни истории, ни философии, ни самобытности. Запах солдатских казарм и мелькающая тень войны.

- Можно взглянуть? Интересно посмотреть на казарму сельского типа? – спрашиваю оловянного и невозмутимого полковника-артиллериста, вся жизнь которого проходит в траектории артиллерийских снарядов. Полковник теребит ус, медля с ответом. Но все же разрешает.

Казарма артиллеристов. Азербайджанцы сменили армян

Ничего особенного. Спальня военнослужащих и комната оружейки. Кажется, ничто не может нарушить спокойствия духа усача. И полковник, который никому не пишет, уверен в одном: здесь не простыл след армянского крестьянина.

Но, пожалуй, самым благоустроенным селом на этой мертвой земле может считаться Гызыл Кенгерли. Вступившие в село азербайджанские солдаты не изменили течение и порядок жизни единственного густонаселенного армянами села. Нетронутой осталась даже разукрашенная по всему селу армянская символика. Как и новорожденное армянское кладбище. Звучит скверно, однако армян не было и в этом селе.

Нестертая символика карабахских армян
Уцелевшее армянское кладбище. На плитах остались и цветы

Густонаселенность села – это заполненные радостью, смехом, горем и слезами, то есть человеческой жизнью около 100 уютных домов. В селе была даже стоянка такси. Где сейчас находится боевой пост азербайджанской армии.

На стоянке армянского такси появился азербайджанский солдат

Оставили и восстановили даже сельский маркет. Правда, он сейчас приобрел формат, вид и название, напоминающее зарождение системы неразвитых минимаркетов двадцатилетней давности. Маркет называется по имени директора магазина. Просто и недвусмысленно: Захид-маркет.

- А почему Захид-маркет? Кто такой Захид? – спрашиваю продавца за прилавком, который обрадовался появлению неожиданного покупателя минеральной воды. Выясняются любопытные подробности, окутавшие тайной завесой сельский маркет. Владелец магазин – один из первопроходцев села бывший разведчик Захид Алиев.

И живет бывший разведчик по соседству. Совсем недалеко. Напрашиваемся в гости, на чашечку хорошего крепко заваренного карабахского чая с крепким бардинским сахаром.

Вот мы уже в гостях у первого жителя села. Но рассказ Захида Алиев в некоторой степени обманывает наши ожидания. Оказывается, один из бойцов разведотряда агдамских ополченцев в первой карабахской войне Захид Алиев проживает, как и тысячи агдамцев, в разросшемся до большого города поселке Гузанлы. И в этом селе З.Алиев всего лишь подрабатывает на хлеб насущный. Ведь получающие зарплату офицеры и солдаты тоже хотят скрасить свои серые будни. Но теперь Захид Алиев мечтает вернуться в родной Агдам.

Солдат совершил покупку в маркете Захида
А вот и сам Захид

- Вы когда покинули город? Одним из последних? – задаю провокационный вопрос бывшему разведчику, маленькими глотками прихлебывая ароматный крепкий чай.

- Если вы спросите об этом каждого агдамца, ответ не заставит себя долго ждать. Каждый скажет, что покинул город последним, - смеется З.Алиев. – Но я действительно покинул город одним из последних.

- Неужели у нас не было ни одного шанса победить в той войне? – задаю не менее острый вопрос, напрашиваясь на вторую чашечку горячего чая.

- Нет. В стране был управленческий кризис. У нас был слабый президент. И всех интересовала борьба за власть. Как можно было победить коварного врага с такой властью? – рассказывает о днях минувших боец, сражавшийся до последнего за свой город. При этом мой собеседник вспоминает героические подвиги самоотверженных воинов – Аллахверди Багирова, Джафара, Гатыра Мамеда…

- Но меня беспокоит один вопрос. Вернутся ли с насиженных мест люди в Агдам и в другие районы? – мой последний вопрос выбивает Захида из колеи, и он не в силах скрыть свой праведный гнев.

- Все они агдамцы! – показывает на собравшихся в комнате любопытных людей. – И каждый из низ грезит Агдамом! Что вы говорите? Люди рвутся сюда. Агдамцы готовы спать на холодной земле, без крова, работы и условий для жизни. Но вернуться на родную землю. Знайте, сюда вернутся не только агдамцы, приедут люди из других частей страны.

Увлеченные беседой и согретые на холодной земле горячим чаем, мы понимаем, что обязаны продолжить свой путь. Дабы рассказать и показать, что стало с землей наших предков за долгие десятилетия, полные страданий, унижений, разлуки, ноющие по сей день острой внутренней болью…

Захид Алиев провожает нас до крыльца. «Куда вы теперь?», - спрашивает напоследок. А глаза источают всё ту же боль. Никто из нас не успел насладиться вкусом победы. Все произошло слишком внезапно.

- Карабах – это безграничная земля… - произношу в ответ. И ухожу в карабахскую даль…

(Продолжение следует)